Звезды над Занзибаром - Николь Фосселер Страница 22

Нет, то была горькая действительность.

— Меджид не видит, какое несчастье он накликал, — услышала Салима. — Какое предательство по отношению к своей семье и всему Занзибару он совершает.

Салима еще глубже вжалась щекой в мягкую ладонь.

— Я в это не могу поверить, — пробормотала она. — Только не Меджид! Только не наш добрый Меджид! Только не наш брат! — Словно ища поддержки, она подняла глаза на сестру. Та снисходительно улыбнулась и погладила ее по волосам и по лицу.

— Да, старый добрый Меджид… Я не сомневаюсь в его благородных намерениях. Но у него плохие советчики, а он слишком слаб, чтобы противостоять уловкам и давлению охочих до власти англичан. Я думаю и о нем. Что будет, если тело откажется ему служить? Что будет, если он повторит судьбу Хиляля?

Салима закусила нижнюю губу. Хиляль, один из ее старших сводных братьев, с самой юности был очарован обычаями и нравами англичан и французов, живших на Занзибаре. В их домах он познакомился с опьяняющими напитками, которые ему так понравились и в итоге сгубили его. Отец лишил его наследства и в конце концов отослал в Аден, где он и умер преждевременно, превращенный алкоголем в настоящую развалину, лишившуюся рассудка и беспомощно что-то лепечущую. Салима тогда была слишком мала, чтобы запомнить его, но его историю до сих пор не уставали рассказывать на Занзибаре — как напоминание, что в обхождении с чужеземцами надо ухо держать востро. И даже при всей доброй воле нельзя сбрасывать со счетов, что многолетние припадки теперь начинают оборачиваться против Меджида.

— Ты заметила, какие тени у него под глазами? — Голос Холе пробудил Салиму от задумчивости — И какое у него серое лицо и как он запинается, когда говорит?

Та медленно кивнула, и вдруг страх за любимого брата нахлынул на нее: «Я не хочу потерять еще и Меджида».

— Но что мы-то можем сделать? — От беспомощности слова, слетевшие с губ Салимы, прозвучали жестко.

— Ему нужна наша помощь, Салима, — прошептала Холе. — Он не видит, как он опасно болен. Меджид просто ослеплен своими обязанностями и долгом султана и забывает о том, что он должен позаботиться и о себе.

Нежно, но твердо Салима отвела ладони сестры от своего лица и вскочила.

— Я иду к нему и поговорю с ним.

— Нет-нет! Останься!

Салима вздрогнула — от неожиданно резкого возгласа и горячности, с какой Холе ее удержала и заставила снова сеть на подушки.

— Не делай этого, девочка! Он не поблагодарит тебя. Поступит так же, как и со мной… — У полного, изогнутого в виде лука рта появилась горькая морщинка, и по лицу Салимы скользнула тень понимания.

— Из-за этого вы и поссорились?

Холе потупилась, и нежные розы расцвели на ее щеках. Она озабоченно кивнула.

Между Холе и Меджидом не все гладко — и Салима недавно что-то почувствовала, даром что оба молчали. Слезы с новой силой хлынули из глаз Холе.

— Только ради его здоровья я решилась поговорить с ним. А он с такой ненавистью мне ответил!

Сердечко Салимы было переполнено любовью к ее прекрасной добросердечной сестрице, и одновременно в ней поднимался гнев против Меджида. А вместе с гневом росло и беспокойство за брата.

— Но я же не могу ничего не делать и просто смотреть, как он губит себя. И еще больше мне не нравится, как он губит всех нас, — всхлипывая, объяснила Холе.

— Что я могу сделать? — прошептала Салима.

Холе покачала головой и решительно вытерла слезы.

— Нет, Салима, этого я не могу от тебя требовать.

— Я прошу тебя, Холе, что бы ты ни задумала — я тоже хочу в этом участвовать! — Она крепко сжала руки сестры. — Ради Меджида и ради Занзибара, — торжественно добавила она.