Любовь и разлука. Опальная невеста - Сергей Степанов Страница 22

– Однако воинство! Надобно сказать княгине, чтобы вооружила их как следует. Разве нет у нее доброго оружия.

– Мает она усе, – усмехнулся Рукин. – Бачил в Кодском городке в церкви Троицы усю ратную сбрую: панцири и шеломы, луки бухарские. Тильки поскупилась княгиня. Мает думку, что сгибнут ее люди в походе и пропадет ратная сбруя. Остяки привыкли жить в тундре, а в тайге им воевать не за обычай. Зря мы их тащим на Енисей, полягут все. Скажи об этом княгине. Вон она сама едет, изменная стрела!

Из леса выехало множество остяков на оленях. Пока они ехали, Марья наконец узнала, почему княгиню называют изменной стрелой. Рукин поведал, что лет семь назад в самый разгар московской смуты у одного остяка нашли стрелу, на которой стрельное железо было терто, а поперек вырезаны одиннадцать шайтанов. Начался розыск, что сие значит. С пытки остяк сознался, что стрелу дала ему кодская княгиня Анна. Она подбивала отложиться от Москвы и вошла с этой целью в тайные сношения с кондинскими вогуличами и остяками Сургутского уезда, Белогорья, а также с обдорским князцом Мамруком, который ответил княгине, что готов быть с ней в изменной думе вместе с остяками и самоедами. Стрела с вырезанными шайтанами являлась древним знаком войны.

– Гадали они думку собраться всем вместе остякам и вогуличам и идти к Березову городу войною в осень, как будут темные ночи, да на проезде побивать всяких русских людей, – рассказывал Черкас Рукин. – Тильки открылось их воровство. Однако с заводчиками измены обошлись милостиво. Княгиню подержали за приставом в Березове, потом отпустили. Сейчас она притихла, тильки надолго ли? Мабуть, опять режут шайтанов на изменных стрелах?

Остяцкая княгиня, окруженная большой свитой, приблизилась к опальным. Княгиня Анна сидела в нартах, которые сопровождали ее сын Михаил и внук Дмитрий. После смерти мужа кодским князцом провозгласили ее сына, но достаточно было взглянуть на его заплывшее жиром лицо с узкими щелками глаз, чтобы понять, что он только называется правителем. Марья подумала, что порядки в остяцком княжестве напоминают московские. На престоле безвольный Михаил, за которого правит властная мать. Впрочем, кодский князец выглядел вполне довольным жизнью. За ним следовали многочисленные женки, слуги и прислужницы, покорно выполнявшие любую прихоть. Что касается хлопот по управлению подданными, то он с радостью сбросил их на мать.

Михаил был облачен в парадный наряд большого остяцкого князца. На его голове блистал шлем с железным клювом, закрывавшим переносицу. Грудь князца защищали пластины панциря, на боку висел нож со старинной бронзовой рукоятью, на шее – серебряная гривна и зерцало со священными изображениями предков, а поверх зерцала помещался золотой православный крест. Тучное тело князца покрывал халат из полотна многих земель, а поверх халата была накинута меховая епанча. Его сын Дмитрий представлял точное подобие отца – такой же тучный, несмотря на молодые годы. На нем был кафтан из красного аглицкого сукна, какие носили первые щеголи на Москве. Кафтан опоясывал пояс с карабелой – короткой польской саблей с перекрестием для захвата вражеского клинка. Вместе с княгиней, облаченной в соболиную шубу, крытую зеленым венецианским бархатом, Алачевы являли собой три поколения остяцких владык.

Княгиня Анна, поддерживаемая под руки прислужницами, слезла с нарт и поклонилась государыне. Марья поняла, что княгиня ждала встречи с ней. Старухе было любопытно увидеть невесту Белого царя, сосланную за непонятную провинность. Княгиня говорила по-русски, правда, выговаривала слова непривычно для уха. Князец Михаил понимал русскую речь, но говорить либо не мог, либо ленился, а вот Дмитрий говорил как прирожденный русский и все время норовил встрять в разговор старших. Княгиня Анна прикрикнула на внука:

– Молчи, Митька! Ступай играть с девками!

Молодой князец покорно отошел к нартам, на которых восседали отцовские жены и прислужницы. Вскоре оттуда донеслись звуки возни, сопение и приглушенный женский смех. Казаки загоготали, показывая рукавицами на женские нарты. Только князец Михаил сидел недвижимо, даже головы не повернул, чтобы посмотреть, как тешится сын с его женками. Княгиня Анна пригласила гостей пожаловать в ее юрту. Большая юрта напоминала роскошный шатер. Вряд ли у персидского шаха или турецкого султана имелось столько драгоценных мехов, сколько было небрежно брошено на пол. Повсюду свисали занавесы из равдуги и полотнища, расшитые яркими узорами. Пощупав полотно, тетка недоуменно спросила княгиню, что за ткань, и получила ответ, что она соткана из крапивы.

Ни стола, ни лавок в юрте не было. Гостей усадили на шкуры. Марья почувствовала, как у нее затекают ноги. Дядя Александр и тетка тоже маялись, а вот Петр Албычев и Черкас Рукин привыкли сидеть, поджав ноги. Внесли серебряные блюда персидской чеканки с грудами вареной оленины. На других блюдах лежала мороженная осетрина, наструганная тонкой прозрачной стружкой. В доме княгини употребляли ржаную муку, что было редкостью для здешних мест. Из муки пекли лепешки с топленым молоком и сметаной. Прислужницы принесли кумыс в серебряных чашах и херес, который черпали из дубового бочонка с выжженными на пузатом боку латинскими литерами. Князец Михаил знал толк в иноземных винах. Ему подливали чарку за чаркой, пока он не захмелел. Княгиня, привыкшая к слабостям сына, зорко наблюдала за тем, как он пьянеет, и едва Михаил сомкнул очи, крикнула слугам, чтобы они унесли князца почивать. Внуку она велела идти к девкам, и он с удовольствием покинул пиршество.

Оставшись наедине с гостями, княгиня завела разговор о походе на тунгусов. Черкас Рукин с улыбкой предложил ей отправить в поход внука.

– Митьку? Что ты, что ты! – замахала руками княгиня. – Куда ему? Он совсем дите!

– Испортишь внука, если будешь держать у своего подола. Ось он якой упитанный! Еле в юрту пролезает.

– Нет, нет! Куда ему воевать. Пусть дома сидит.

Петр Албычев не был настроен шутить, подобно товарищу. Он без обиняков высказал княгине свое недовольство:

– Твои люди худо вооружены и одеты. Прикажи дать им теплые малицы, иначе они померзнут в платье на рыбьем меху.

– За теплым платьем дело не станет, а оружия совсем нет, – отвечала Анна.

– Не лукавь, княгиня! Всем ведомо, что у тебя в Кодском городке ратной сбруи больше, чем в Тобольске.

– Осталось мала-мала от мужа, но оружие надобно, чтобы держать в смирении Ур ех.

Заметив недоумение на лице Марьи, сын боярский разъяснил:

– Так остяки называют самоедов.

– Да, да! – кивнула княгиня. – Мы Хурун ех, люди городов, а они – Ур ех, то есть дикие люди. Они нам не ровня! Когда мы приезжаем в тундру для торговли, дикие люди должны кланяться нам в землю и не смеют глядеть на нас, пока им не позволят. Входя в их нечистые чумы, мы приказываем подстилать нам под ноги оленьи шкуры. Мы не притрагиваемся к их платью, а если берем в руки их вещи, то прежде окуриваем их бобровою струей, чтобы очистить от скверного.

Нижнее Приобье было местом ожесточенных стычек между остяками и самоедами. Граница между ними проходила верстах в тридцати от Обдорского городка. Остяки вытеснили самоедов к большому сору Вангада и перебили их всех до единого. Потом отсеченные головы побежденных были отнесены к ручью Хоронэуподы и насажены на колья. Самоеды были вынуждены признать владычество остяков и при заключении вечного мира выбрали из своей среды одного сородича и принесли его в жертву. Сваренное тело положили в деревянное корыто и поднесли его победителям. Но сейчас положение изменилось. Самоеды сумели объединиться и забыли о покорности.