Причуды богов - Елена Арсеньева Страница 22

Юлия шевельнула губами, но заговорить смоглане сразу. Ненависть Яцека сразила ее – особенно тем, что была такой застарелой,такой неумирающей! Первой мыслью было робко напомнить ему, что, возможно, непорка – причина его горба: он ведь всегда был редкостно уродлив, рахитичен,большеголов и кривоног, – но тут же ярость опалила ей лицо. Он хотелмстить ее отцу! Мечтал о муках ее отца! Ах ты, падаль! Нет, надо бежать отсюданемедленно! Дом старой Богуславы перестал быть надежным убежищем – поскорее быпокинуть его, поскорее! А куда идти? Ну не может ведь быть, чтобы этавакханалия продолжалась до бесконечности! Надо думать, войска стоят не далеечем в десяти-двадцати верстах, так что, если бы купить лошадь… У нее, посчастью, были с собой немалые деньги…

Она сунула руку в карман и с изумлениемобнаружила, что он пуст. Неужто выронила кошелек в кухне, когда чистила платье?И тут же кривая улыбка Яцека подсказала ответ. Он, значит, не только пялилсякуда не следует. Он еще и обобрал ее! Ах, мерзость, мерзость! Ладно, черт сним! Лучше пешком идти, только бы подальше отсюда!

Юлия схватила салоп, небрежно брошенный вкресло, и ринулась к двери, но Яцек проворно заступил ей путь:

– Куда это вы направляетесь, панна Юлька?Неужто решились покинуть меня?

– Не твое дело! – фыркнула Юлия,примеряясь, как бы половчее обойти его.

– Да как же не мое? – пожал плечами Яцек,и горб его жутко вздыбился. – Ведь я поляк, мы в Польском королевстве,значит…

– Ты в Российской империи! – заносчивоперебила Юлия. – Угомонись! Не сегодня-завтра наши вернутся в Варшаву, такчто…

– Так что угомониться придется вам, иборусские отползают на восток, будто побитый медведь! Власть в рукахАдминистративного совета королевства, отныне Польша опять для поляков,ясновельможная панна! Теперь мы здесь хозяева! А вы – моя постоялица, вы у меняна квартире стоите. А за постой платить надобно!

– Ты же взял деньги, чего ж тебе еще? –глумливо напомнила Юлия.

Яцек неловко затоптался на месте, и Юлияринулась было мимо него, да не рассчитала, какие длинные у горбуна руки, неруки, а оглобли! И этими своими оглоблями он перехватил ее на бегу, стиснул,повлек к себе, бормоча:

– Деньги? Что деньги! Твой отец дом купил, аты мне за него заплатишь!

Ошеломленная этой нелепицей, Юлия на мгновениезамерла, и Яцек притиснул ее к себе так, что губы его впились ей в шею, а вбедра вжалось что-то твердое и болезнетворное, и она с криком отшатнулась.

Яцек выпустил ее, но при этом толкнул так, чтоона повалилась на кровать и не сразу смогла подняться.

– Лежи! – крикнул Яцек, удерживая ееодной рукой, а другой расстегивая штаны и извлекая на свет Божий нечто стольнесообразное, что Юлия уставилась на это расширенными глазами.

Ей было с чем сравнивать! Позапрошлой ночьюразмеры этого знака мужского достоинства Зигмунда показались ей восхитительнымии весьма немалыми. Но то была детская игрушка по сравнению с тем, что выставилна обозрение горбун, и Юлия с невольным любопытством подумала, как же он неспотыкался и не ходил вовсе враскоряку, ежели между ног у него жило этакоечудище?!

Когда-то давным-давно она услышала от пьяногосолдата слово «елдак» и долго пребывала в уверенности, будто это то же самое,что «чурбак». Потом, когда маленькая Юлька на прогулке в их имении вовсеуслышание назвала «кучей елдаков» горку ровненьких березовых дров,громоздившихся в поленнице, отчего матушку едва не хватил удар, а отец почтизадохнулся от сдавленного хохота, она уразумела, что слово это, мягко говоря,неприличное. Однако истинный смысл его оставался скрыт от нее до сегомгновения… Впрочем, сейчас Юлия думала, что лучше б ей никогда его не знать,ибо нечеловеческий елдак горбуна был нацелен прямо под ее задравшиеся юбки.

– Давай, ну! – взревел горбун, схвативсвой жуткий меч обеими руками и тряся его, и раскачивая, отчего тот словно ещеболее возрастал в размерах, хотя это и казалось вовсе немыслимым.

У Юлии помутилось в голове. Однако где-то накраю сознания мелькнула мысль, что, лишись она чувств, сразу же сделаетсяпокорной игрушкой Яцеку и тот убьет ее, едва ворвавшись в ее тело. Этоотрезвило: оцепенение схлынуло. Юлия забилась на постели, швыряя в Яцекаподушками, скомканным одеялом, пытаясь пихнуть его ногой, но этим толькопомогла ему, ибо, схватив ее за лодыжку, Яцек рванул Юлию к себе так, что онараспростерлась на спине, и рухнул сверху, до того опьяненный похотью, что несообразил содрать с жертвы панталоны.

Она закричала звериным криком, уворачиваясь отего жадного рта, забилась, шаря вокруг себя, больно ушиблась рукою о ночнойстолик при кровати – ах, что значила сия боль по сравнению с той, котораясейчас разорвет ее тело?! – и, мучительно извернувшись, вдруг увидела наэтом столике начатый моточек ниток, кружево и воткнутый в него стальной крючокБогуславы. Единственное ее оружие!

Кончиками пальцев она подцепила крючок,стиснула его в кулаке и принялась наносить удары в лицо, в шею Яцека, но он ихбудто и не ощущал. Нашарив наконец-то завязки панталон, он с торжествующейусмешкой победителя взглянул на свою жертву – и тут, в последнем проблескесопротивления, Юлия изо всех сил вонзила крючок ему в глаз – весь крючок, посамый краешек! – и едва успела увернуться от струи крови, хлынувшей наподушку.

Яцек замер, словно бы в недоумении уставясь наЮлию единственным выпученным глазом, а потом с тяжелым хрипом содрогнулся раз,другой… все слабее и слабее… и навалился на нее всей своей тяжестью.Неподвижной тяжестью.

Горло от запаха крови свела кислая тошнота. Юлияедва не лишилась чувств, но все же нашла силы спихнуть с себя Яцека и скатиласьс кровати, простерлась на полу, с наслаждением ощущая прохладу гладких, добелавыскобленных половиц. Унимая запаленное дыхание, торопливо оправила юбки,застегнула крючки лифа. Несколько крючков было оторвано, но все равно – какоенаслаждение было вновь оказаться под защитой одежды! Она заботливо разгладилаладонями смятое платье, оглядела себя, не залита ли кровью, и пронзительновскрикнула, обнаружив, что одна прядка ее светло-русых волос красная и влажная.

Схватив с того же столика ножницы (ах, жаль,не заметила их прежде!), ринулась к зеркалу, одним махом отхватилаокровавленную прядь, швырнула на пол – и замерла, услыхав какое-то движение заспиной.

Опять, взвизгнув, кинулась к кровати, заносядля удара ножницы… но ее «рукоделие» было уже закончено: Яцек лежал недвижно,один глаз его был мученически выкачен, а в другом среди сгустков кровипоблескивал беленький краешек крючка, пронзившего его мозг.

Юлия тронула Яцека за плечо – сперва однимпальчиком, потом ладонью, потом потрясла… Он оставался неподвижен.Мертвенно-неподвижен!