Сомнительная репутация - Аманда Квик Страница 22

— Вы действительно самая упрямая, самая невозможная женщина из всех, что я встречал.

— В ваших устах это звучит как комплимент.

Тепло его пальцев завораживало Лавинию, как гипноз. Она вдруг остро, до боли, почувствовала близость Тобиаса, и у нее закружилась голова.

«Он слишком близко, — подумала Лавиния. — Нужно отступить от него». Но как ни странно, она не могла заставить себя сделать это.

— Я кое-что хотел спросить у вас, — тихо сказал он.

— Если вы собираетесь уговорить меня отказаться от клиента, то подумайте еще раз как следует.

— Мой вопрос не имеет никакого отношения к Джоан Доув. — Тобиас не убрал пальцы с ее подбородка. — Я хочу знать, действительно ли вы презираете меня за то, что произошло в Италии?

— Прошу прощения, сэр?

— Вы слышали меня.

— Не понимаю, чего вы добиваетесь.

— Я и сам не понимаю. — Тобиас обхватил ее лицо ладонями. — Вы презираете меня за случившееся в Риме?

— Вы, безусловно, могли бы решить проблему не столь возмутительным способом.

— У меня не было времени. Я же объяснял. Меня очень поздно предупредили, что Карлайл намеревается начать действовать этой же ночью.

— Отговорки, сэр. Ничего, кроме отговорок.

— Вы презираете меня за них?

Лавиния всплеснула руками:

— Нет. Я не презираю вас. Я считаю, что все следовало сделать более учтиво, но понимаю, что хорошие манеры — не главное из ваших достоинств.

Тобиас провел пальцем по ее нижней губе.

— Скажите мне снова, что не презираете меня.

— Ну ладно. Я не презираю вас, сэр. Понимаю, что вы были не в себе той ночью в Риме.

— Не в себе?

У Лавинии слегка закружилась голова. Слишком много хереса на пустой желудок. Она облизнула губы.

— Да, вам почему-то взбрело в голову, будто нам с Эмелин что-то угрожает. Я сделала скидку на состояние вашего рассудка в тот момент.

— А как насчет состояния моего рассудка сейчас?

— Что?!

— Я, очевидно, столь же не в себе сегодня, как в ту ночь в Италии. — Тобиас наклонился ближе к ней. — Но по совершенно иным причинам.

Его губы прижались к губам Лавинии.

Ей следовало бы отпрянуть, но теперь уже было слишком поздно.

Сильные руки Тобиаса сжали ее лицо. Поцелуй вызвал у Лавинии бурю эмоций. Тобиас еще крепче обнял ее, и ноги у Лавинии подкосились. Казалось, она — восковая скульптура, оставленная слишком близко у огня. Что-то внутри ее грозило вот-вот растаять. Чтобы не упасть, Лавиния обхватила руками его плечи.

Почувствовав прикосновение ее рук, Тобиас так крепко стиснул Лавинию в объятиях, что ее грудь прижалась к его груди.

— Видит Бог, сам не знаю почему, но я хотел сделать это еще в Италии, — прошептал он у ее губ.

«В этих словах нет ничего поэтического», — подумала она. Но отчего-то они невероятно возбуждали ее. Лавиния была потрясена силой своих чувств.

— Это безумие! — Она упала бы, если бы не держалась за него. — Абсолютное безумие.

— Да. — Тобиас погрузил пальцы в волосы Лавинии, запрокинул ее голову и слегка прикусил мочку уха. — Но мы оба согласились, что я могу быть не в себе.

— Нет-нет, я думаю, все дело в хересе.

— Ошибаетесь. — Тобиас просунул колено между ее ног.

— Это, должно быть, херес. — Лавиния задрожала, ощутив жадное желание, исходящее от него. — Мы оба пожалеем об этом, когда голова прояснится после вина.

— Это не херес, — повторил он.

— Что же еще?.. Ох! — Лавиния вздрогнула, когда его зубы стиснули осторожно, но уверенно мочку ее уха. — Боже милостивый, сэр! Что это такое вы делаете?

— Это вовсе не проклятый херес. Лавиния уже задыхалась.

— Не вижу иной причины, по которой мы ведем себя таким странным образом. Ведь мы не нравимся друг другу.

Тобиас резко поднял голову. В его глазах раздражение боролось с желанием.

— Неужели вам обязательно спорить со мной, Лавиния?

Она наконец отступила, что ей следовало сделать еще несколько минут назад. Лавиния прерывисто дышала. Пряди ее волос, выбившиеся из прически, падали на шею. Кружевная косынка съехала набок.

— Похоже, сэр, мы с вами даже такую вещь не можем сделать вежливо и цивилизованно.

— Такую вещь? Так вы называете то, что произошло между нами?

— Что ж. — Лавиния заколола шпильку. — А как вы бы назвали это?

— Иногда это называют страстью. Страсть.

От этого слова у нее снова перехватило дыхание.

Но потом реальность лавиной обрушилась на Лавинию.

— Страсть? — Она яростно уставилась на него. — Страсть! Вы задумали соблазнить меня и добиться того, чтобы я уступила вам своего клиента? В этом все дело?

Жуткая тишина воцарилась в кабинете.

Она подумала, что Тобиас не ответит. Казалось, он целую вечность рассматривал ее с непроницаемым выражением лица.

Потом Тобиас направился к двери кабинета, открыл ее и остановился на пороге.

— Поверьте, Лавиния, мне никогда в голову не приходило использовать страсть в корыстных целях. А вот вы, очевидно, ставите деловые соображения превыше всего.

Он вышел в холл и тихо закрыл дверь.

Лавиния прислушалась к звукам его шагов по деревянному полу. Она не могла пошевелиться, пока не поняла, что Тобиас покинул дом. Когда парадная дверь закрылась за ним, Лавиния почувствовала себя так, словно очнулась от гипнотического транса.

Она подошла к окну и долго смотрела на мокрый от дождя сад.

«Тобиас прав в одном, — подумала Лавиния. — Причина вовсе не в хересе».

«Поцелуй был ошибкой, — размышлял Тобиас, поднимаясь по лестнице своего клуба. — О чем я думал, черт побери?»

Он поморщился. Проблема заключалась в том, что Тобиас вообще не думал. Он позволил гневу, безысходности и желанию одержать над собой верх.

Бросив шляпу и перчатки лакею, Тобиас вошел в главный зал.

Невилл сгорбился в кресле у окна. В руке он держал бокал красного вина. Бутылка стояла рядом. Увидев его, Тобиас остановился. Не слишком ли поздно сейчас же покинуть клуб? Менее всего ему хотелось бы сегодня иметь дело с Невиллом. Хороших новостей для него не было, а плохие Невилл не любил.

В этот момент, словно по сигналу, Невилл поднял голову, чтобы сделать глоток из бокала, и заметил Тобиаса. Его темные брови сдвинулись к переносице.

— А, вот и вы, Марч. А я гадал, когда вы появитесь. Хочу потолковать с вами.