Вишнёвая истина - Марсия Андес Страница 22

Сердце предательски щемит, когда я смотрю на Стаса и вспоминаю Артёма, что постоянно водил меня в подобные места. Воспоминания вновь обрушиваются как ведро с водой — отвернувшись, я поджимаю губы, стараясь скрыть эмоции.

— Не хочешь ни о чём поговорить? — спокойно спрашивает Стас, поднимая на меня синие глаза.

Хочу. Очень хочу. Но язык не поворачивается сказать хоть слово.

— Я не знаю, — вздыхаю я, подпирая голову рукой. — Всё так… запуталось. Я будто бы иду ко дну и не могу всплыть, потому что к моей ноге привязан камень.

— В виде Артёма? — бьёт по больному.

Я лишь киваю.

— Тебе пора отпустить его, — голос Стаса серьёзен. — Его уже не вернуть.

Со злостью бросаю вилку в тарелку, отчаянно сжимая зубы, чтобы не расплакаться.

— Как ты можешь такое говорить? — шепчу с хрипотцой. — Он был твоим братом. Он любил тебя.

Взгляд мужчины настолько резкий, что я замолкаю. Спесь стихает, оставляя лишь горечь и ноющую боль.

— Ранам свойственно заживать, — тихо говорит Скворецкий. — Нужно лишь прекратить ковырять их. Иначе они так и будут постоянно кровоточить.

Он делает глоток кофе и недолго молчит.

— Я тоже по нему скучаю, — признаётся мужчина. — Но жизнь на нём не заканчивается. Она не может вечно крутиться вокруг мёртвого. Артёма уже нет, но есть мы. У тебя есть сын, ты должна взять себя в руки и отпустить прошлое. И самое главное, простить себя. Пока ты этого не сделаешь, ничего у тебя хорошо не будет.

Его слова жестокие, но правдивые. Я сама всё это прекрасно знаю, но как Стас не понимает, что я не имею понятия, как отпустить прошлое. Не знаю, как простить себя. Я не могу просто взять и забыть о человеке, перед которым так виновата.

— Ты же не думаешь, что в твоей жизни сам по себе наступит момент, когда ты проснёшься, и тебе вдруг станет легче? — продолжает атаковать Стас. — Тебе нужно приложить усилия. Найти цель.

— Как это сделал ты? — перебиваю. — У меня нет под боком компании, которой можно посвятить смысл своего существования.

Мужчина закатывает глаза.

— Я тебе уже сто раз предлагал работу, — в его голосе чувствуется упрёк. — Хорошая зарплата, престижное место. Тебе не придётся писать дурацкие статьи и горбатиться за копейки. Сможешь оплатить Тёмке обучение.

— Перестань…

— Что «перестань»? — передразнивает. — Ты тратишь свою жизнь на чепуху. Постоянно бухаешь. Думаешь, я не знаю, как ты вечера проводишь? Если хочешь писать, пиши в свободное время от основной работы, я могу даже тебе график подбить сменный.

Я не отвечаю. Смотрю в окно на нескончаемый ливень и очень хочу уйти отсюда, но я словно прилипла к стулу, ноги не слушаются, желудок бунтует, требуя уже предоставить ему дар в виде рыбы.

— Я не знаю, что тебе ответить, — признаюсь я. — Я подумаю.

Стас молчит. Отрезает кусочек мяса и тщательно его пережёвывает. Недолго мы молчим: за это время я всё-таки возвращаюсь к еде и съедаю половину тарелки с рисом. По привычке проверяю телефон, но ни звонков, ни сообщений не обнаруживаю.

— Что решили по встрече? — первая нарушаю молчание.

— Ориентировочно через две недели. На выходных. Как раз Костян в отпуск уходит, да и Ирка тоже свободна.

— А твои родители?

— Отец будет, — кивает. — Мать — не знаю. Я отправил ей сообщение, но она уже давно на связь не выходит. Как вышла, так сразу и исчезла. В принципе, не уверен, что готов её увидеть.

— Ясно, — вздыхаю. — Мы с Тёмкой тоже придём. Скажи потом адрес и время.

Стас допивает кофе и задумчиво смотрит в окно.

— Когда ты ему уже расскажешь? — неожиданно спрашивает Скворецкий. — Ты же знаешь, что он всё чаще и чаще задаёт вопросы об отце. Когда-нибудь он всё узнает, и лучше бы от тебя.

Я тихо скулю, протирая рукой лицо. Вот только этого мне не хватало. Я столько лет оттягивала момент признания сыну о том, что я убила его папу. Мне так страшно было всякий раз, когда он заикался об этой теме. Не хочу ему ничего рассказывать. Не хочу.

— Сделай это на ужине, — просит Стас. — Не сможешь сама, расскажу я. Если что, мы поддержим. Ира, Костя и отец всю правду давно уже знают, один Тёмка не в курсе. Я устал придумывать отмазки каждый раз, когда он спрашивает меня о чём-то.

— Ладно, — сдаюсь я. — Наверное, ты прав. А что, если он возненавидит меня?

Скворецкий вздыхает, молчит несколько секунд, а после прохладными пальцами накрывает мою руку. Это нежное простое действие придаёт уверенности и спокойствия.

— Мы будем рядом. В любом случае ему понадобится время, чтобы обдумать всё. Он любит тебя, я уверен, что поймёт. К тому же когда-нибудь этот момент всё равно наступит, и лучше раньше, чем позже. Я давно тебе об этом говорю.

— Спасибо.

Он отстраняется и просит официантку убрать наши тарелки и принести десерт. Вновь смотрю в окно, погружаясь в мрачные мысли и наполняясь ложной уверенностью. Я действительно должна рассказать сыну всю правду, слишком долго я это откладывала. Возможно, после этого я смогу вздохнуть свободно и оставить позади пожирающие мысли. Я буду жить ради себя, ради Тёмы, ради Артёма. Я должна. Я сильная. Сколько несчастий я пережила в жизни и до сих пор стою на ногах!

Я жива. Я жива?