Ладинец - Лариса Шубникова Страница 22
Ладинец - Лариса Шубникова читать онлайн бесплатно
– Так что с Еленушкой? – Оля положила ладошку на рукав шубы Ерофеевой.
Тот приосанился и начал:
– А и проворная у тебя посестрица, Олюшка. Токмо приехала, а уж и обустроилась. И вот что я скажу, я бы и сам лучше не сделал. Пока до скита добиралась, так и приветила бабу с дочкой, те по миру шли*. Она их с собой взяла на возок, а потом в дому устроила. Помогают ей, хозяйничают. А дом-то, дом! О прошлом годе приехал в скит купец худой*. Решился грехи замаливать, а старец Алексий и не пустил. Так тот взял и опричь скита дом себе поставил. С подклетом, с банькой. Вот чудной, кто так грехи-то замаливает? С парком и подклетом, – хмыкнул Ероха, будто удивляясь чему. – Дом поставил, а сам помер. Так вот Елена Ефимовна тот дом и заняла. Лавр ежеденно в скиту, а боярышня к нему ходит. И службу с ним стоит, и гуляют вместе опричь домков, где послухи обретаются. Иной раз Лавр в доме у сестры, отпускают. Старец Алексий согласие свое дал. Вот не ведаю, чем его проняла посестра твоя, но ее привечает. Говорит с ней подолгу, а потом довольный ходит. Ты не опасайся, она не без пригляда. Боярин Захар туда десяток отрядил. Живут недалече от скита и службу несут опричь Елениного дома. Он на бережке озера стоит, так оттуда и скит видно.
– Ох, а я все боялась, что она неприкаянная. Как хорошо-то, – радовалась Олюшка.
– Ну, а я о чем! Токмо, Оля, в скиту муторно. Ни праздников, ни гульбищ. Волки воют в лесу, да тишина, хоть плачь. Ты зачем туда? Народец там тихий, все больше старики и лишенцы*. До скита святого по озерцу идти надо и то, когда ледком возьмется*. А так-то токмо по воде. Веслом так намашешься, что никаких молитв не надо.
– Так и должно быть, Ерофей, – прошептала Оленька. – Грехи замаливать завсегда тяжко. К святому месту путь непростой.
– Вот ты какая, Оля, – Ерофей глядел не отрываясь. – Ужель так много грехов не тебе, что знаешь, как замаливать?
– Сколь есть, все мои. Мне и ответ держать, – Оля уж поняла, что понравилась парню, с того и решила не говорить с ним дольше нужного. – Дай те бог, Ерофей, за вести добрые.
Поклонилась и пошла, а он догнал.
– Ольга, обидел? Не хотел… Прости, если что не так. Ты вроде как бежишь от меня, а почему не разумею. Ай, противен? – брови свел, обиделся.
– Почудилось тебе, Ерофей. Иди мне надо, мамка заругает, – солгала Оля и ушла.
Когда в светлице стемнело, Оленька встала с лавки, отложила в сторонку довязанные копытца, поклонилась девицам да мамке Вере:
– Спаси вас, добрые люди. За доброту и ласку. Завтра уезжаю и уж когда свидимся, не ведаю, – ответа дожидаться не стала, ушла.
Спустя малое время поскреблась в гридню к боярину Захару. Он впустил и молча выслушал слова ее благодарственные, принял поклон низкий. Начал было уговаривать, останавливать, но Оля только головой качала и плакала. Отпустил, а как иначе? Поцеловал в лоб и перекрестил на дальний путь.
В своей ложнице Оленька помолилась и улеглась на лавку. Думала, что уснуть не сможет да ошиблась. Глаза открыла задолго до рассвета, умылась, косу сметала и села ждать боярича.
Власий крепился, уговаривал себя не бросать Чубарого в быстрый ход. Конный десяток шел борзо, а вот возок, в котором ехали дядька Пётр с женой и Олей, сдерживал малый отрядец: то в снегу увязал, то останавливался.
Сколь раз зарекался боярич не брать с собой баб походом, а все одно, пришлось. Ольгу свезти надо было. Да и дядька Пётр, согласившись пестовать Лавра, жену с собой взял. Светлана женщина тихая, добрая, но вот беда – бездетная. Услыхала о ските, о Лавруше, так и просветлела ликом, обрадовалась. Да и сам дядька принял долю свою с отрадой: при деле и опричь дитяти, пусть даже и не кровного.
Вот и выходило, что все вокруг радовались, кроме Власия. Ольга улыбалась, ждала встречи с близкими, Ероха вился возле нее, едва снежинки не сдувал. Дядька Пётр обнимал жену за плечи, шептал ей на ухо, отчего женщина посмеивалась и кивала согласно. Ратные балагурили, радовались морозцу легкому и безветрию. А вот Власий ярился! Сколь еще-то ехать, чтоб наново увидеть бедовые глаза проклятой боярышни Еленки?
Без малого месяц мысли о сварливой покоя не давали. Расстались-то скверно: она о нем дурно подумала, не дала рта открыть, объяснить, что и к чему. С того Власий и злился, и тосковал, и метался, что зверь в яме, пока не дотумкал, что надо бы повидать окаянную боярышню, да разом все и разрешить.
А тут и Ольга подоспела! Выискал повод, чтобы Еленку поглядеть. Решил ехать, да обрадовался: будто муть рассеялась, дурное развеялось, а на сердце полегчало. Власий уж и сам себе удивлялся, все не мог разуметь, с чего таким заполошным стал, если бы не Олины слова, мол, душа не на месте и сердце не там. Верно сказала-то! Влас думками в ските был, опричь сварливой боярской дочки, что снилась ему частенько и тем донимала страшно.
Ехал Власий по заснеженному лесу – дурень дурнем – то улыбался, то серчал, то сам с собой разговоры разговаривал. Все измысливал, что сказать упрямой боярышне по приезду.
Меж тем дорога стала глаже. Возок уж не застревал, а потому и отряд пошел быстрее. По темени выехали к деревеньке малой опричь скита и решили там ночевать, а уж поутру быть у Череменецкого озера.
Власий вертелся на лавке, все с Еленкой говорил, словно она рядом была. Но сон сморил, а как иначе? А во сне видел боярич рябину алую, присыпанную белым снежком, Еленку, что с улыбкой смотрела не него, и глаза ее синие. А утром подскочил раньше всех, умылся ледяной водой из кадушки, волосы пригладил. Подумал, потоптался в холодных сенях, а потом и бороду расчесал.
– Власий, ты что ни свет, ни заря? – Ероха приподнялся на лавке, зевнул. – Бродишь лешаком.
– Чего сразу лешаком? – всполошился боярич. – Умытый я. Космы пригладил.
– Морда у тебя лешачья, друже. Зенки уж дюже блескучие, прям как у нечисти.
– Тьфу ты. Отлезь, языкастый. – Отругал Ероху и принялся одеваться.
Через час уж и тронулись. А еще через малое время выехал отрядец к широкому озеру Череменецкому, заледенелому и заснеженному.
Власий огляделся да и разумел – место святое. Небо, сколь глаз видит, синее, солнце яркое, снег до того белый, аж слепит. И промеж всего этого благолепия – тишина. Словно никогда не случалось сечь кровавых, смертей, голода и иных напастей. Леса вокруг скита старые дремучие, а деревеньки редкие да малолюдные.
Дорогой Власию попадались рябины, усыпанные красными ягодами, покрытые снегом. С того боряич улыбался широко, поминая Елену и то, что эту горькую она привечала. Не удержался, протянул руку и ухватил гроздь. Кинул в рот ягоду и зажмурился: сладкая она, морозная, а греет чем-то.
– Вон он, домок, – Ероха подвел коня к Власию и поехал рядом. – Хорош?
Власий кивнул, но и задумался. Дом-то крепкий, даже красивый. Подклет высокий, гридниц не одна, а две иль три, никак не менее. Небось, и ложниц в достатке. Ближе к озеру банька кряжистая, да еще с пару срубов, не иначе как для скотины иль для припасов. Забора и вовсе никакого, да и зачем, если вокруг тишь да гладь, божья благодать. Обустроилась, сварливица, осела. И как теперь ее отсюда сковырнуть?
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments