Случайная беременность - Виктория Вишневская Страница 22

— Мирослава!

Бездушный голос моего жениха слышится даже здесь. Хотя я захожу вглубь сада. Жаль, я не вышла сразу к выходу. Может, уже ехала бы на вокзал, чтобы взять билеты домой. К своей сестрёнке, бабушке…

— Куда ты пошла?

Я не оборачиваюсь.

Обхватив себя руками, иду по асфальтированной дорожке. Хватит с меня вечера. Я сразу сказала, что это – глупая затея… Теперь ещё и ухожу с сердцем на разрыв и удушающей обидой.

— Мирослава, остановись!

Я не слушаю, наоборот, ускоряю шаг.

Не успеваю убежать, судя по стальной хватке на запястье. Один рывок, и я оборачиваюсь, вижу знакомую чёрную рубашку, в которой сегодня приехал Беркутов на этот цирк. Конечно, главный клоун ушёл! Нужно его вернуть!

Нет-нет, всё не так!

Он же меня купил. Игрушка убегает его. Надо возвращать!

Мало ли – потеряется, разобьётся…

Я резко поднимаю яростный взгляд на мужчину. Внутри бурлит всё. Переполняется чаша терпения. И зло выпаливаю, ничуть не боясь его:

— Ты купил меня?

В душе надеюсь, что всё это враньё. Отчим обманул меня, лишь бы рассорить нас. Хоть мы и не совсем близки, но всё же.

Но…

Его взгляд не становится удивлённым. Нет. Тёмная бездна заволакивает радужку, но эмоции никак не меняются. Потому что ему всё равно!

Значит, Сергей Анатольевич не соврал…

Купить человека для него такой пустяковый поступок? Видимо, да!

— Ну? Слов нет? Или думал, я не узнаю?

И лучше бы не знала!

— Сколько я стою, а? — не унимаюсь. Раздражает всё это!

Обезумевший отчим, что пудрил мне мозги! Этот козёл, который просто игрался со мной! Да, я изначально знала, что между нами только фиктивные отношения, но!.. Не такие!

— Сколько ты ему не заплатил? Я ведь правильно понимаю? Мы переспали, но ты ничего ему не перевёл? Кинуть решил? Зря-я-я-я. Он-то выполнил свою задачу. Вон как постарался. А ты…

— Перестань, — грудной свирепый бас режет по слуху. — Не заставляй меня кричать на тебя.

— А ты не сдерживайся. Ты ж меня купил. Тебе можно всё!

— Да, купил! — взрывается за секунду. Сильнее сжимает моё запястье, из-за чего я морщусь и чуть не срываюсь на стон боли. — И что?

— И что? — вспыхиваю в ответ. — Нельзя купить человеческую жизнь! Я же не игрушка какая-то!

— Ты плохо знаешь этот мир, Мира, — произносит совершенно спокойно. — Не впадай в истерику. Да, купил. Не сказал, потому что знал о твоей реакции. Но что ты потеряла? Ничего. Только придурка отчима, который хотел поиметь с помощью тебя бабла. Напомнить про рукоприкладство? Вспоминай. А теперь думай, что я сделал такого, чтобы ты сейчас смотрела на меня как на живодёра и каннибала вместе взятых? И если ты думаешь, что я купил тебя, чтобы поиздеваться – иди проветри свои мозги.

Стараюсь вспомнить хоть один момент, где Беркутов обращался со мной грубо. Было дело! До того, как я узнала, что контракт случайно подписала.

— А для чего я тебе тогда?

Тишина.

— Почему ты молчишь? — докапываюсь до него. Ничего не говорит. Только окидывает равнодушным взглядом. Он даже не может сказать, зачем я ему… Неужели так тяжело поговорить? Мне ведь больно. Я человек. Умею чувствовать. И просто хочу знать, почему он это сделал?

Для постели?

Да у него таких девушек, как я… Куча!

Помахать перед отчимом красной тряпкой из меня? Это единственное, что есть в моей голове.

— Я не должен тебе отвечать.

— Беркутов! — срываюсь в секунду. Сколько можно! Обида, которая и так рвалась наружу, превращается во что-то неконтролируемое. В огонь, вспыхивающий от гнева.

Первые слёзы, который не могу сдержать, стекают по щекам.

— Да пошёл ты… — цежу сквозь зубы без сил. Можно орать сколько угодно. Но кукловод никогда не посвятит куклу в свои планы. — Я поехала домой.

Опускаю взгляд вниз. Чтобы слёз не видел. Слишком это жалко.

Пролетаю мимо.

И буквально через несколько шагов чувствую на предплечье сильную хватку. Одно движение, и я лечу обратно. Падаю на каблуках, но сильная рука обвивает талию, не давая упасть.

И пока сильные пальцы впиваются мне в затылок, я утыкаюсь носом в чёрную рубашку.

Вот зачем он делает это?

Прижимает к себе после того, как я хочу полностью в нём разочароваться. Я уже сказала себе, что он плохой, раз сделал это. Не желает объясняться. Держит меня за дуру…

И для чего всё это?

Почему прижимает к себе и говорит слова с таким спокойствием:

— Порыдай. Покричи. Потом поговорим.

И я бы не заплакала, если бы он не сказал этих слов!

А теперь стою и как девчонка пускаю слёзы ему в грудь. Шмыгаю носом на протяжении нескольких минут, пока не слышу за Беркутовым чей-то голос.

Тут же отрываюсь от мужчины, стираю слёзы и понимаю, что макияж, которым я любовалась весь вечер, разрушен. Ну и ладно, плевать. Теперь уже не до него.

— Я поеду всё же. Не вижу смысла здесь оставаться. Я уже зарёванная и… — слова слетают с языка сами. Мысли все в какой-то дымке, из-за которой не могу думать. — Не хочу об этом говорить.

Пытаюсь снова уйти, но слышу позади спокойный голос Артура:

— Лучше пойти там. Или тебя все увидят.

Останавливаюсь. Он прав. Через зал нельзя.

Разворачиваюсь, обхватываю себя руками.

— Не хочешь, чтобы о тебе потом судачили? Беркутов обидел свою невесту, доведя её до слёз? — господи, поплакав, немного стало легче. Выплеснула некоторые эмоции, которые нормально мешали думать. А теперь размышляю, не сорвалась ли я? Не переборщила ли? Не сказала лишнего?

Я больше злюсь на отчима, что обманул меня столько раз, чем на Беркутова. Хотя и на него тоже. Ответа на свой вопрос я так и не услышала.

— Плевать, — холод карих, таких, на первый взгляд, горячих глаз, убедителен, — что пишут. Но завтра тебе явно не понравится увидеть себя в инете.

Вообще-то, да…

— Ладно, куда идти? — соглашаюсь.

— Пошли. Вместе поедем. Здесь скучно.

Засунув руки в карманы штанов, он идёт вдоль деревьев. А я за ним. Отставать не буду. Хотя и держусь на расстоянии. Смотрю в его широкую спину и думаю, зачем всё это такому, как Артур.

Ладно отчим… Таких козлов ещё поискать надо. И теперь я в этом уверена. Но он… Что с ним не так?

***

Выхожу из ванной, вытирая полотенцем волосы. Шарик путается под ногами, и я чуть не падаю, лишь бы не наступить на него. Благо спасает кровать, в которую я упираюсь ладонями, наклонившись над полом.