Не искушай меня - Сильвия Дэй Страница 22

Надо было последовать примеру Митчелла – взять деньги, сменить имя и уехать далеко-далеко, где тебя никогда не найдут.

Пусть он слишком поздно понял свою ошибку, но Саймон был из тех, кто живет умом, а не эмоциями. Он никогда дважды не допускал одну и ту же ошибку. Эддингтон поймал его на крючок, однако вечно висеть на нем он не будет. Когда все будет сказано и сделано, он позаботится о том, чтобы больше не оказаться ни у кого под каблуком. И Эддингтон еще пожалеет о том дне, когда приступил к осуществлению своего плана.

Саймон снова сел, придвинув кресло к столу.

– Итак, расскажите мне все, что вам известно.

Линетт, широко распахнув глаза, вертелась перед зеркалом.

– Не уверена, что у меня хватит смелости надеть этот наряд, – сказала она, встретившись взглядом с Соланж.

– Ерунда. Ты в нем как картинка. – Соланж стояла у нее за спиной, утопая в пене кружев и переливающегося сине-голубого шелка. – Ты напоминаешь мне твою мать в то время, когда мы с ней познакомились.

Казалось, совсем недавно для Линетт в жизни не было ничего более приятного, чем приобретение новых нарядов, за исключением разве что флирта. На модисток уходили огромные суммы, за что ее часто отчитывал отец. Но как быть, говорила она тогда отцу в свое оправдание, если ткани богатых, насыщенных цветов стоили больше, чем ткани пастельных тонов, что выбирала для себя Лизетт.

В то время платье, что она примеряла сейчас, доставило бы сестре немало восторга. Роскошный цвет, золотистое кружево и атласные ленты, чудесный крой, подчеркивавший тонкую талию и пышную грудь. Стоило Линетт качнуться из стороны в сторону, как тончайшая оборка из прозрачной золотистой ткани приподнималась, открывая весьма откровенное декольте. Этот наряд был словно создан для соблазнительницы и кокетки, коей она себя когда-то считала.

А сейчас Линетт краснела, глядя на себя в зеркало, и руки так и тянулись поправить лиф, чтобы прикрыть грудь. Она словно слышала голос Лизетт, говорящей ей о том, что мозг женщины не менее сексуальный орган, чем грудь или бедра.

– Ты больше, чем просто красивая женщина, Линетт, – говорила сестра.

– Это ты у нас умница, – без особого пыла возражала ей Линетт.

Она слишком любила сестру, чтобы вступать с ней в соревнование. Так уж сложилось у них – Лизетт жила рассудком, а Линетт жила ощущениями и эмоциями.

По крайней мере, так было раньше. Теперь она уже не была той, прежней Линетт.

С тех пор как умерла Лизетт, Линетт пристрастилась к чтению. Она перечитала многое из того, что осталось после сестры. Она находила успокоение в том, что чувствовала близость к сестре, занимаясь тем, чем любила заниматься та. И еще она находила утешение в недавно обретенном сознании собственной смертности. Лизетт столько всего не успела сделать в жизни. Линетт, слишком долго оставаясь беззаботной, беспечной и легкомысленной, теперь поняла, что жизнь небезгранична и ее должны заполнять не только кокетство и праздники.

– Вы познакомились с маман, когда посещали модистку, верно? – спросила Линетт у Соланж, подзывая к себе горничную матери, Сели, чтобы та помогла ей снять платье.

– Она вертелась перед зеркалом, как ты сейчас, – ответила Соланж, роясь в гардеробе в поисках другого наряда. – Разумеется, тот наряд, который она тогда примеряла, был предназначен только для глаз возлюбленного.

Линетт хотела, было задать еще пару вопросов, но, пожав плечами, решила, что не стоит этого делать. Ей не хотелось думать о родителях в этом ключе.

– Как насчет этого? – спросила Соланж, встряхнув белоснежное платье. Оно было очень милым, разве что немного слишком скромным, с рукавами до локтя и атласными бантами цвета слоновой кости. – Я заказала это платье ради шутки.

– Шутки?

– Один мой воздыхатель стал жаловаться, что мои платья ему слишком дорого обходятся, в то время как я больше всего ему нравлюсь обнаженной. Так зачем же ему платить за них? – Соланж передала платье Сели. – Я надела этот наряд, чтобы доказать, что платья могут действовать по-разному, в зависимости от того, кто их носит и по какому случаю.

Линетт пристально рассматривала платье с дорогой жемчужной отделкой.

– Красивое.

– Я тоже так думаю. Хотя я надела его всего лишь раз в жизни. – Соланж подошла к Линетт и положила ей руки на плечи. – Тебе очень пойдет белый цвет. Многие блондинки не могут себе позволить надеть белое, потому что белый цвет их убьет. Но у тебя кожа имеет чудный розовый оттенок. Тебе оно пойдет.

– Спасибо.

Линетт подумала, что именно такое платье выбрала бы для себя ее сестра. Громкое «Ах!» с порога подтвердило впечатление Линетт.

Обернувшись, Линетт увидела мать. Она была бледной как смерть. И все же виконтесса вымучила улыбку.

– Ты чудно в нем смотришься, Линетт.

– Я выгляжу как Лизетт.

– Да. И это тоже. – Маргарита, шурша синими атласными юбками, подошла к дочери и окинула ее придирчивым взглядом. – Тебе нравится это платье?

– Конечно, маман. Я бы только его и выбрала.

– Ну конечно, если тебе нравится. – Маргарита несколько нервозно засмеялась. – Кажется, я медленно начинаю привыкать к той новой женщине, какой ты стала.

– В ней кое-что осталось от прежней Линетт, – осторожно заметила Соланж. – Она согласилась поехать на бал к баронессе.

Линетт кивнула и широко улыбнулась, надеясь развеять меланхолию матери.

– Я ни за что бы не пропустила этот бал. Я слышала рассказы о таких вечерах, но никогда не думала, что мне удастся побывать на одном из них.

– Боже мой, – поморщившись, сказала Маргарита. – Де Гренье решит, что я сошла с ума, если об этом узнает.

– Не узнает, – заверила ее Линетт и подошла к кровати Соланж, на которой та выложила целый ассортимент полумасок. Маски всех цветов и фасонов, с лентами, кружевами и перьями. Такое изобилие производило впечатление. Линетт окинула взглядом все это великолепие и остановила свой выбор на полумаске из темно-красного шелка. Она подняла полумаску высоко над головой. – Вот что будет закрывать мое лицо!

Все замерли, но тут глаза виконтессы зажглись улыбкой.

– Именно такую маску я бы для тебя и выбрала.

Соланж пожала Маргарите руку:

– Мы все получим массу удовольствия. Кстати, у баронессы чудный вкус на мужчин.

Маргарита поморщилась:

– Ни один из тех мужчин, что посещает подобные сборища, не подойдет для моей дочери.

Линетт спрятала улыбку. Она вдруг вспомнила о том всаднике и о других, что могут быть на него похожи. Таинственные и опасные. Изысканные. Пусть скорбь и изменила ее, но кое-что в ней осталось прежним.