Врушечка - Галина Куликова Страница 22

Решив так, Колесников схватил мобильный и позвонил жене. Она ответила, как всегда, певучим голосом, растягивая «а».

— Да-а?

— Ева, это я. Ты не забыла, что мы сегодня идем в театр?

— Я всегда помню о своей службе, — ответила та.

Колесников почувствовал, что она улыбается.

— Это для меня служба, а для тебя — только повод немного развлечься.

— Конечно, милый. Мне одеться строго или соблазнительно?

— Ты ведь знаешь, что соблазнительна всегда, зачем спрашиваешь?

— Кокетничаю.

— А-а, понятно.

Колесников осознавал, что с их браком не все в порядке, и чувствовал свою вину. Он думал, что Еве каким-то образом стало известно о его романе с Лерой, но она сделала вид, что ничего не знает. Когда-то он бешено ревновал жену, сейчас же просто внимательно следил за тем, чтобы никто не покушался на его собственность. Он был словно выздоравливающий, у которого спала высокая температура. Еще чувствовал любовное недомогание, но уже понимал, что скоро оправится окончательно. И что тогда ему делать?

Иностранцев, разумеется, определили слушать оперу. Это был модный театр, новая постановка, билеты на которую заказывали за месяц вперед. Зарубежные гости выглядели свежими, подтянутыми и одинаково широко улыбались всем подряд. Колесников подумал, что, когда появится Ева, все изменится. Американцы мгновенно почувствуют себя больше мужчинами, чем иностранцами. Он наблюдал это много раз, его жена обладала почти магическим влиянием на противоположный пол. Когда он увидел Еву в первый раз, то в ту же секунду дал себе слово завоевать ее. Наверняка такое слово давали себе многие, но повезло ему одному.

Пока что американцев занимал разговорами его заместитель, Гена Рожков. Он изображал что-то смешное, блистал и переливался всеми цветами радуги. Потихоньку начинали прибывать сотрудники и сотрудницы. Аня Маслова в темно-красном костюме с розой на воротнике некоторое время крутилась возле Рожкова, потом взяла в оборот кого-то из приезжих.

Бросив очередной нетерпеливый взгляд на охранников, которые стояли в первой линии обороны, у входных дверей, и пропускали любителей театрального искусства через «рамку», Колесников заметил свою помощницу, которая с излишне независимым видом двигалась к входу.

— Лаврентьева снова одна, — вполголоса заметил Бибирчиков, толкавшийся возле босса. — Может, муж ее давно бросил, а она не хочет в этом признаваться? Говорят, у некоторых женщин это что-то вроде синдрома: они выходят замуж за козлов и пьяниц и потом годами терпят их террор, только бы не оставаться в одиночестве.

— Да? — удивленно посмотрел на него Колесников. — А мне казалось, сейчас иная тенденция: женщины вообще не хотят выходить замуж и пользуются мужчинами так просто, для своего удовольствия.

— Вас окружают другие женщины, — льстиво заметил старший консультант. — Высокого класса.

Однако Колесников его уже не слышал — он оторвался от общей компании и шагнул навстречу Насте. Для театра она принарядилась и сделала какую-то замысловатую прическу с одиноким красивым локоном, падавшим со лба. Платье было скромным, но довольно коротким и позволяло любоваться стройными ножками.

— Госпожа Лаврентьева, — сказал Колесников пресным тоном, — вы не уважаете мои просьбы. Вы снова пришли без мужа, и я огорчен.

— В Трудовом кодексе про мужей ничего не сказано, — парировала Настя. — И мы не военнообязанные, чтобы отчитываться перед руководством о том, что делаем во внерабочее время.

— Правильно, не обязанные, — шевельнул бровью Колесников, трепеща ноздрями: его нос уловил нежный аромат Настиных духов. Ему неожиданно захотелось вдохнуть еще раз — глубже и обстоятельнее. Он сделал полшага вперед, оказавшись от своей помощницы в непосредственной близости. Она была ниже его, но ненамного, и они стояли практически лицом к лицу. — Но есть такие фирмы, где сотрудники и руководители находят взаимопонимание, и общность очень важна…

Их с боссом разделяло всего несколько сантиметров, это казалось даже… опасным. Настя растерялась.

— Вы на меня давите, — сказала она неожиданно для себя.

— Чем это? Я всего лишь мечтаю познакомиться с вашим супругом. Может, я фанат классической музыки?

Конечно, он соврал, и ему на мгновение даже стало стыдно, потому что самым продвинутым композитором, которого он действительно слушал, был Эндрю Ллойд Уэббер.

— Вы напираете на меня всей своей начальственной мощью, — голос Насти неожиданно ослабел: Колесников смотрел прямо ей в глаза и не мигал.

— У меня даже… В зобу дыханье сперло, — пробормотал ее визави, продолжая странно трепетать ноздрями. — От вас волшебно пахнет. Как будто бы зефиром…

Именно в этот самый момент он получил весьма чувствительный тычок в почки, вздрогнул и вскинул голову. Судя по всему, тычок был делом рук верного Бибирчикова, который таким простым способом поспешил предупредить босса о появлении законной супруги.

— Простите, Настя, — пробормотал Колесников. — Пришла моя жена. Вы ведь с ней незнакомы?

Настя, хотя и не имела никакой склонности к нечеловеческому смущению, почувствовала, как ее щеки обжег внезапный румянец. Жена босса просто не могла не заметить, что они стояли нос к носу. И еще Колесников так пристально на нее смотрел… Наверное, сейчас ее обдадут холодом и поставят на место. Или одарят ироничным замечанием. Она повернула голову… И обомлела.

Прямо на них, оставив позади слегка осоловевших охранников, двигалась девушка, к которой стремится, так сказать, всемирное мужское бессознательное. Она была хороша, как греза. В ее облике не было ни одного штришка, ни одной линии, не доведенной творцом до совершенства. Голубые глаза могли бы принадлежать ангелу. В простом платье, с медовыми волосами, спадающими до самой талии, она могла бы положить на обе лопатки какую-нибудь мисс мира.

На лбу Насти появилась маленькая морщинка — ей показалось, что она откуда-то знает эту девушку.

— Ева, познакомься, это моя новая помощница Настасья Лаврентьева. — В голосе Колесникова промелькнуло едва заметное смущение, которое, впрочем, легко могло уловить ухо умной женщины. — Настя, это Ева, моя жена.

Греза кивнула и одарила Настю вполне дружелюбной улыбкой. Голос у нее оказался, разумеется, чарующим.

— Ева Ковальская.

— О, господи, так вот откуда я вас знаю! Ева Ковальская! — выпалила Настя против своей воли. — Я видела вас в журналах. Вы ведь модель.

— И очень известная модель, — подсказал Колесников, странно глядя на жену.

Она не собиралась ему возражать. Да и не успела бы — американские гости уже обратили на нее внимание и жаждали быть представленными. Колесников извинился и переключился на них, легко переходя на английский. В конце концов, ради чего затевался этот поход в театр?

Настя тихонько улизнула и отправилась искать туалет, рассчитывая поправить перед зеркалом прическу и освежить губы розовым блеском. После встречи с Евой Ковальской собственная физиономия в зеркале показалась ей примитивной и неинтересной. А ведь перед выходом из дома ей мнилось, что выглядит она на все сто! Сразу вспомнились слова из песни Высоцкого: «Вот уж, действительно, все относительно». Кто бы мог подумать, что у Колесникова такая потрясающая жена. А она, дура, еще воображала, что между ними промелькнула искра. Эта женщина блистательна, от нее невозможно отвести глаз. И, судя по первому впечатлению, у нее легкий характер.