Возлюбленная герцога - Сара Маклейн Страница 22

В дополнение к лиственному своду над головой прямо из пола поднимались три массивных древесных ствола, разбивавших поток танцующих, когда те двигались вдоль зала. Им придали вид дубов, древних, высоко вздымающихся над землей, пробуждающих ощущение природы. Их природы.

Сама того не замечая, она ступила на пол зала и обнаружила, что мраморные плитки покрыты мягким мхом, наверняка стоившим хозяину целого состояния.

И еще одно состояние, чтобы перевезти его сюда. Грейс уставилась себе под ноги, на зеленые, словно изумрудные, юбки на мху, что сверкал в свете свечей, как летняя трава под ослепительным солнечным светом, и мысли ее спутались. Она забыла о своем деле, о планах на этот вечер. На нее ливнем обрушились воспоминания.

Непрошеные, нежеланные и неизбежные.

Ей снова было тринадцать. Стоял теплый солнечный день, и герцог по каким-то делам уехал из замка, так что они вновь стали свободными детьми. Что такое свобода, мальчики толком не знали, но когда их порочный отец оставлял их в покое, они делали, что могли.

Уит и Девон направились прямиком к речке, где плескались, играли и боролись, как братья, ведь они ими и были.

Грейс какое-то время понаблюдала за ними, а затем пошла в лесок, чтобы отыскать Эвана, ставшего к этому времени чем-то бо́льшим, чем просто друг. Ее любовью.

Знал ли он об этом?! Как она могла сказать ему, если они жили, словно на вулкане? Если каждый свой день они проживали исключительно по прихоти его чудовища-отца?

Эван сидел на заросшей мхом земле, прислонившись спиной к самому большому дубу и закрыв глаза. В этом тихом, волшебном месте все звуки звучали приглушенно, но это не имело значения. Он услышал, как она подошла, но глаз не открыл.

– Ты не обязана ходить за мной следом.

Она подошла ближе. Вопли Уита и Девона сделались почти неслышными.

– Я хотела.

Вот тут он взглянул на нее, и глаза его сверкнули странным, неземным светом.

– Почему? Я не такой, как они.

Не такой. Хоть эта троица и родилась в один день от одного отца, растили их разные матери. Эван не был сиротой, как Девон. Но ему не читали книжек и не сулили надежду на образование, как Уиту.

Первые десять лет жизни он провел в борделе Ковент-Гардена, его воспитывали отвергнутая герцогом любовница и дюжина других женщин, которые заботились о нем, когда его мать в дорогих нарядах и с усыпанными драгоценными камнями шпильками для волос шла работать.

Их она не сохранила, но его уберегла, а только это и имело значение, Грейс-то знала.

Грейс знала и благодарила его мать и Господа каждый день.

Они провели вместе восемнадцать месяцев – достаточно долго, чтобы узнать историю друг друга. Точнее, чтобы Грейс узнала их истории. У нее самой истории не было. Во всяком случае, достойной того, чтобы ею поделиться.

Ее история началась, когда мальчики переступили порог Бергси-Хауса. А этого высокого, белокурого она всегда считала чуть ли не волшебником, ведь он сумел в одно мгновение завоевать ее единственной улыбкой. И он руководил их безмолвной битвой с человеком, считавшим, что их судьбы в его руках.

Однако в тот день он был другим. Более серьезным. И Грейс почувствовала, как что-то надвигается, хотя в точности знать этого не могла.

Она опустилась перед ним на колени, их обволакивал богатый аромат земли и травы.

– Ты победишь.

Он резко взглянул на нее.

– Ты этого не знаешь.

– Знаю. – Она кивнула. – Знала с самого начала. Ты сильный и умный, и выглядишь так, как надо. Девон слишком злой, а Уит слишком неуверенный. Это будешь ты.

Старый герцог хотел наследника, и им должен стать Эван.

И это случится скоро.

– Это я злой, – огрызнулся он. – Я неуверенный.

– Но ты этого не показываешь, – ответила она, чувствуя, как все в груди сжимается.

– Не могу, – прошептал он совсем по-взрослому. – Я не могу.

Она потянулась к нему, провела пальцами по высокой скуле.

– Со мной сможешь.

Он сделался суровым, затем и вовсе принял грозный вид, так что она сразу забыла про светившее где-то за деревьями солнце. Он схватил ее за руку, отвел от своего лица.

– Я не хочу показывать это тебе. Вообще не хочу, чтобы ты это видела.

Она растерялась.

– Почему?

Пауза, затем он перестал отталкивать ее руку. Наоборот, подтянул ее к себе и встал перед ней на колени. Уткнулся лбом в ее лоб, и они простояли так целую вечность. Сердце Грейс колотилось тем таинственным образом, каким бьются только юные сердца, обещая что-то, что невозможно назвать, с надеждой на что-то, что даже вообразить нельзя.

А затем он ее поцеловал. Или она его.

Не имело значения, кто кого поцеловал. Этот поцелуй просто случился. Да только он преобразил их так, как могут лишь первые поцелуи, и превратился в воспоминание, которого уже никогда не утратить.

Оно обрушилось на нее сейчас, двадцать лет спустя, в этом зале, словно созданном исключительно для воскрешения этого чувства, и теперь казалось, что все случилось только вчера. Всего несколько мгновений назад. Словно происходило прямо сейчас.

Она сделала глубокий вдох, радуясь, что может укрыться в гуще людей, и благодаря небо за парик и маску, сделавшим ее неузнаваемой – впрочем, даже если бы ее узнали, никто в этом зале не проговорился бы. Завсегдатаям дома номер 72 по Шелтон-стрит ни к чему было обнаруживать свое знакомство с хозяйкой сомнительного заведения.

– Что, сегодня мы играем в брюнетку? – проговорил кто-то прямо над ее ухом.

Какая ирония! Стоило ей подумать о собственной анонимности и… Впрочем, этот вопрос вырвал ее из тягостных мыслей о прошлом. Оно и к лучшему…

Она повернулась к подошедшей женщине, темные глаза которой блестели сквозь прорези искусно расшитой переливчато-синей маски, украшенной павлиньими перьями, одновременно убеждаясь, что ее собственные маски, как материальная, так и эмоциональная, снова на месте. Грейс мгновенно узнала герцогиню Тревескан, которая и раздобыла ей приглашение.

– Неужели меня так легко узнать?

Герцогиня улыбнулась.

– Я взяла себе за правило знать всех.

Чистая правда. От внимания герцогини не мог укрыться никто, что делало ее как могущественным врагом, так и сверхценным другом.

– Парик просто фантастический, – похвалила герцогиня, легонько подергав коричнево-красный локон из тех, что были искусно уложены на макушке Грейс. – Французский?

– Французский.

Привезенный на одном из кораблей ее братьев две недели назад.

– Полагаю, в вашем случае естественность выдала бы вас полностью. В любом случае, приобретение просто божественное.