Львица и лилия - Барбара Картленд Страница 21

— Но я хочу, чтобы он видел, как я выхожу замуж, — твердила Пурилла.

— Нельзя собакам заходить в церковь. Он вызовет суматоху, и что скажет его светлость по этому поводу?

— Бейтс сказал, что будет держать его, а Джейсон находит приятным общество Бейтса, — упорствовала Пурилла. — Ведь со мной там должен быть хоть кто-то, кто по-настоящему близок мне.

Она видела, что няня готова к отпору, и торопливо продолжала:

— Я постараюсь представить, будто мама с папой находятся где-то там, в церкви, и еще мне придется вообразить, будто сам Ричард ведет меня к алтарю, как это было бы, если бы он не погиб. Ну должен же там по-настоящему быть хоть кто-то, кого я люблю, чтобы он мог увидеть, как я выхожу замуж, и это будет Джейсон.

— Вам придется спросить его сиятельство, — сказала няня, исчерпав все аргументы для спора.

Граф согласился без возражений.

— Бесспорно, Джейсон может быть с нами, если вы этого хотите, — согласился он, — хотя я думаю, пастор будет возражать против присутствия Меркурия у алтаря.

— Я думала… если вы не возражаете, — начала Пурилла, вдохнув поглубже, — Бен мог бы подвести его к паперти, и тогда он будет первым, кого я… поприветствую, выходя из церкви… в новом качестве.

Граф улыбнулся.

— Меркурий определенно должен ждать нас у паперти, но я думаю, вам следует поблагодарить меня за то, что сам я не горю желанием видеть всех своих лошадей там же. Это могло бы вызвать настоящую панику! — ехидно заметил он.

Пурилла засмеялась.

— Не сомневаюсь, ваши лошади много значат для вас, но это совсем иное, нежели моя привязанность к Меркурию и Джейсону. Когда погиб Ричард, я могла поговорить только с ними, они были единственными, кто пытался понять меня.

— Но теперь вы можете говорить со мной, — решительно заявил граф.

Она в ответ промолчала, и он понял, что она ждет продолжения.

— Я непременно буду стараться понять вас, — пообещал он, — и надеюсь, это будет не очень сложно.

Пурилла тихонько вздохнула.

— Боюсь, вы, вероятно, сочтете многие… мои мысли… ребяческими… и… глупыми…

— Хотите, я дам вам слово, а мое слово кое-что, да значит, что я никогда не позволю себе так думать?

Она покачала головой:

— Это было бы ошибкой, со временем вы начнете тяготиться своим обещанием, которое вам станет невозможно сдержать. Хотя мне бы хотелось иметь возможность говорить с вами обо всем, не боясь… ваших насмешек.

— Вот это я могу пообещать совершенно определенно.

Я никогда не позволю себе ничего подобного, — заверил ее Рокбрук, — и я думаю, Пурилла, что, поскольку мы едва с вами знакомы, нам очень важно говорить друг с другом искренне, открыто и без притворства и не опасаться надуманных недоразумений.

— И мне хотелось бы этого, — призналась Пурилла. — И все-таки вы располагаете изрядным жизненным опытом, а мне было бы совестно докучать вам слишком большим количеством вопросов. Но есть вещи, которым я хочу научиться.

Граф улыбнулся:

— Есть множество вещей, которым мне хотелось бы научить вас. Но сперва, как вы догадываетесь, я должен выздороветь.

— Конечно»— согласилась Пурилла. — Доктор Дженкинс прочитал и няне и мне лекцию сегодня утром, подчеркнув, что вы должны соблюдать меру во всем, чтобы не было осложнений.

— Ну, этого я и сам не хочу, — признался граф, — на то и существует здравый смысл, чтобы не бегать, пока не сможешь хотя бы ходить.

То было весьма разумное замечание, однако когда они проехали всего пять миль, отделявших церковь от Рок-Хауса, и уже подъезжали к большому дому, на графа навалилось ощущение сильного переутомления.

Он мог легко объяснить себе свое состояние. Во-первых, он действительно чувствовал слишком большую слабость после несчастного случая, повлекшего за собой травму. Но, кроме того, он испытывал сильное беспокойство относительно планов Луизы и, пребывая в волнении и тревоге, не смыкал глаз всю ночь накануне венчания. Все это внесло определенную лепту в его теперешнее состояние.

Он, должно быть, сильно побледнел, так как Пурилла внезапно встревожилась:

— С вами все в порядке?

Граф не нашелся, что ответить. Девушка накрыла ладонью его руку и сказала, как бы успокаивая его:

— Осталось совсем немного.

Литтон сжал пальцами ее руку. Ему показалось, что он цепляется за Пуриллу так, словно она была его единственным спасением, в котором он так сейчас нуждался.

Карета остановилась перед парадной лестницей. Красную ковровую дорожку для торжественных встреч уже раскатали на ступеньках, и слуги, в ливреях и напудренных париках, замерли в ожидании прибытия хозяина.

С решительностью, похожей на ту, с какой он вступал в сражение, граф сделал усилие, подался вперед и распахнул дверь кареты.

Под руку с Пуриллой он поднялся по лестнице и вошел в холл, где выстроились в длинную шеренгу слуги.

Граф и Пурилла обменялись рукопожатием с каждым из них, прежде чем пройти через холл и далее в большой салон с обитыми шелком стенами и расписным потолком.

Помещение было украшено белыми цветами, и Пурилла, пораженная красотой его убранства, вскрикнула от восхищения. Она слышала, как граф произнес:

— Ради всего святого дайте мне выпить, и лучше всего бренди!

Она почувствовала безотлагательность в его голосе и, посмотрев на него, увидела, как побелело и осунулось его лицо. Она беспомощно огляделась, но, к счастью, дворецкий, который шел за ними, услышал слова графа.

— Пожалуйте бренди, милорд, — сказал он. — Присядьте, ваше сиятельство, сейчас все будет в порядке.

Поскольку граф был слишком слаб, чтобы не подчиниться, он опустился на ближайший стул. И, хотя ему показалось, будто миновала целая вечность, не прошло и нескольких секунд, как ему подали бокал бренди, и он поднес его к губам.

Литтон почувствовал, как пламенная жидкость вливается в него» чтобы рассеять тот мрак, что окутал его, и на мгновение испытал радость избавления — ведь он боялся, что сейчас упадет и не в состоянии будет даже пошевелиться.

Он выпил еще немного и вдруг увидел, что Пурилла стоит на коленях подле него, глядя на него широко раскрытыми испуганными глазами. Ему следовало успокоить ее.

Он собирался уже произнести какие-то слова, и в этот миг понял — этого мало. Она не просто беспокоилась за него, ее голубые глаза, безусловно, были полны любви к нему.