Ошибка в формуле любви - Дарья Лаврова Страница 21

– Я не смогла поговорить с Ильей… – начала я.

– Угу.

– Он заснул.

– Угу…

– А еще Лена и Нина остались у него… Мне кажется, они сЛеной мутят.

– Угу.

– А утром я залезла в его мобилу. Он общается с Ирой…

– Угу…

– А еще отчитал меня, что я у него осталась, не спросивразрешения.

– Угу.

– Кать, что случилось? – спросила я, не выдержав пятого«угу».

– Ничего… – ответила она, не поднимая глаз.

– Так не бывает, – сказала я. – Ты обиделась, чтоя не ушла вчера вместе с тобой?

– Нет.

– А на что тогда?

– Все нормально.

– Понятно… – вздохнула я.

Хотя понятно было лишь то, что черная полоса подкралась комне слишком близко. За последние три месяца мы очень сблизились с Катькой. Онапочти не общалась с Кристиной и Наташей. Я даже не видела, чтобы она давала имсписывать. Они только здоровались, по привычке целуясь в щеки.

А сегодня… Катя не стала ждать меня после урока и сразуубежала за девочками. Веселая, радостная и болтливая. Совсем не та, что сиделарядом со мной пять минут назад!

Так продолжалось весь день. Катя делала вид, что меня несуществует, а я отчаялась узнать, что же произошло.

Такое чувство, будто вокруг меня образовался вакуум.Девочки, Илья, Катя… Еще немного, и я начну сомневаться, существую ли на самомделе.

На физкультуре нас впервые за год вывели заниматься наулицу. На стадионе еще виднелись островки снега, но было уже довольно тепло.Пробежать пять кругов для разминки.

Катька бежала впереди с наушниками в ушах. Кристины сНаташей среди бегущих не было. Наверное, прогуливали. Хорошо, что их не былорядом с Катей. Это значит, я могу догнать ее и прямо все спросить.

Раз, два, три… разгоняемся, еще пара секунд, и вот мы бежимрядом и молчим. Катька в полосатой шапке, в наушниках, смотрела себе под ноги иделала вид, что не замечает меня.

Она побежала быстрее, и я побежала быстрее. Блин. Что зафигня происходит? Я снова догнала ее и на бегу выдернула правый наушник.

– Ты чего, дура совсем, что ли? – закричала Катя,впервые за день посмотрев на меня.

– Извини, но по-другому до тебя не докричишься, –ответила я. – Кать, что произошло?

– Ничего.

– Кать, почему?

– Не знаю, – сказала она и снова побежала быстрее.

Я не отставала:

– Кать…

Тишина.

– Я что, со стеной разговариваю?

Без ответа. Мне казалось, еще чуть-чуть, и я разревусь,прямо здесь, на спортплощадке перед всем классом.

Мы снова бежали рядом:

– Так не делают, Кать… Ты хотя бы скажи, я ничего непонимаю.

Катя не ответила.

– У меня тут больше нет никого, кроме тебя… я одна…

Катя молчала, но больше не пыталась убежать вперед. Может,устала. Не знаю. Когда мы побежали последний, пятый, круг, я посмотрела на нее.Катя плакала, не вытирая слез.

– Кать, ты чего? – спросила я.

– Ничего, Маш, – ответила она, мотая головой. –Все нормально, – и даже попробовала улыбнуться, а потом на миг сжала моюруку в перчатке.

Я запуталась еще больше. Что случилось с Катькой? Почему онаничего не говорит мне? Мучаясь этими вопросами, я проторчала в женскойраздевалке дольше обычного. Все уже собрались, причесались, накрасились и ушли,а я еще сидела и завязывала шнурки на новых сиреневых кедах. «На английскийопоздаю…» – подумала я и заметила сложенный вдвое листок розовой бумаги. Что-тоочень знакомое. У Кристины есть такой блокнот! Размером с альбом в формесердца. Противные розовые листочки в линеечку.

Я потянулась, схватила лист и развернула его. Кристинкинпочерк. Красной ручкой написано.

«Привет, Катюшка!

Мне сложно писать об этом, но чувствую, что должна этосделать…»

Зазвонил мобильник. Олег.

– Маш, ты можешь говорить?

– Да, – ответила я. – Что-то случилось? –Брат никогда не звонил мне в середине дня.

– Да, Машуль. Очень нужна твоя помощь. Ты в школе?

– Да.

– Как хорошо… звонили из школы, сказали, Гоша заболелветрянкой. Надо забрать его побыстрее, а у меня две встречи, которые уже нельзяотменить. Эльза трубку не берет. Сможешь забрать его прямо сейчас и отвестидомой?

– Ой, бедненький… – сказала я. – Да, я уже выхожу.

– В общем, идите домой, уложи его в постель, пускай лежит, ивызови врача. Хорошо, Маш?

– Да-да, все поняла.

– Как придете, позвони.

– Ага…

Не дочитав записку, я спрятала ее в сумку и выбежала израздевалки. Придется прогулять два урока английского. Это даже хорошо, потомучто пересказ текста я не подготовила. Наверное, я погорячилась, сказав, что яздесь совсем одна. Ведь есть мелкий Гоша, которому я иногда нужна.

Когда я прибежала на третий этаж, он уже сидел в раздевалке.Почти одетый, очень грустный, в красных пятнах, которые придется замазатьзеленкой. Не могу вспомнить, болела ли я ветрянкой в детстве. Если болела,значит, есть иммунитет. А если все-таки нет? Надо будет спросить вечером умамы.

Домой с Гошей шли медленно. Он хныкал и пытался чесатькрасные пятна, крепко держа меня за руку свободной рукой.

Потом мы ждали врача, который прописал постельный режим ижаропонижающее для детей, затем я бегала в новую аптеку, которую недавнооткрыли у перекрестка. Автоматические двери, которые открываются, стоит подойтик ним, не хотели пропускать меня. Хотя перед бодрым мужичком открылись тут же.Почему-то стало очень грустно.

Вернувшись наконец домой, измерив Гоше температуру, давлекарство и включив компьютер, я поняла, как сильно устала за этот долгий,нервный и странный день. Только теперь я вспомнила про записку, которую нашла враздевалке. Развернула и продолжила читать:

«…просто дело в том, что, когда я пришла в ваш класс двагода назад, ты сразу стала моей лучшей подругой. Но постепенно мы сталиотдаляться друг от друга. Может быть, это потому, что я стала больше общаться сНаташкой и у меня появился парень. Да и ты теперь больше общаешься с этой новенькойМашей. Если место твоей лучшей подруги уже занято, то я не стану претендовать,но если все же нет, то буду очень рада занять его.

Твоя подруга Кристина».