Бабушка на сносях - Наталья Нестерова Страница 21

Каждый новый виток сопровождался у него, что естественно, новой любовью к новой обладательнице хорошеньких ножек. Так было до меня и после. Я продержалась больше всех — от микробиологии до народовольцев. Я знаю, что была его настоящей и глубокой любовью. Но проходит все, даже настоящее, заливается все, даже глубокое.

Сергей не капризен и не требователен в быту. Для него быта попросту не существует. Он может два года ходить в одних брюках, а когда они протрутся, попросит какую-нибудь обожающую его библиотекаршу принести ему книги домой. Штаны рано или поздно появятся, я куплю. В доме нечего есть? Ребенку надо купить лекарство? Жена не хочет ходить в обносках? Это не к Сергею, это само должно как-то решиться без его участия. На него никогда нельзя было положиться: купить молоко или хлеб, забить гвоздь, забрать ребенка из садика. Он не отказывал, он забывал. Увлекался какой-нибудь идеей и забывал.

Я дошла до ручки, внутренне превратилась в фурию, устала одна тащить воз. Я не закатывала скандалов мужу, грызла себя изнутри. Не могла разлюбить его интеллект, не могла не восхищаться его умом, но любовь, как ни банально звучит, разбилась о быт. Интимные отношения прекратились: я отказывала, Сергей не настаивал. У него тоже рассосалось.

Когда Люба отселила меня с Лешкой, наши отношения с Сергеем вошли в колею близких без близости, добрых без обязательности. И с Лешкой у них все прекрасно; долго друг друга не выносят, но коротко общаются с удовольствием.

— Странно, что ты заинтересовался поздним Толстым и Ганди, — усмехнулась я. — У тебя еще голые девицы по квартире шастают.

— Уж не ревнуешь ли? Спасибо за завтрак!

— Пожалуйста! Не ревную, соболезную.

— Прекрасное чувство!

— Так ведь не к тебе.

— А ко мне могла бы проявить тимуровское участие и зашить куртку. Рукав оторвался…

— Неси, — кивнула я, — давай сразу все, что нужно чинить, носки — только стираные. Нитки с иголкой не забудь.

— А где они лежат?

Я вздохнула и пошла в комнату.

— Ты хотела поговорить, — напомнил Сергей, наблюдая за моим шитьем. — О квартире? Действительно, несправедливо, что вы втроем в двухкомнатной ютитесь, а я один в трех комнатах. Подобрали вариант? Мне комнату в коммуналке?

Согласен.

— Если ты такой благородный, то и занялся бы разменом.

— Кто? Я? Как ты себе это представляешь?

— Никак не представляю, — призналась я и откусила зубами нитку. — Сергей, у нас будет ребенок!

— Строго говоря, у нас будет внук.

— Само собой. Но еще юридически через полгода ты станешь отцом моего ребенка, если, конечно, до того мы не разведемся.

— Ничего не понимаю. — Он потряс головой. — При чем здесь ты или я?

— Я беременна.

— Зачем? — умно спросил он.

— Так получилось.

— Ты хочешь, чтобы я подсказал тебе способы избавления от нежелательной беременности?

— Нет, все способы мне известны и не подходят.

— По здоровью?

— Идеологически.

— Какая к дьяволу идеология? Кира! Зачем тебе это нужно, нам нужно? — великодушно поправился он.

— Поздно пить боржоми. Ты признаешь ребенка, чтобы в документах не стоял прочерк?

— А непосредственный отец-производитель?

Отказывается?

— Считай зачатие непорочным.

— Ясно.

— Ничего тебе не ясно! — вспылила я. — Но этот аспект я отказываюсь обсуждать!.

— Значит, я без обсуждения должен признать бастарда собственным ребенком? — Сергей зло усмехнулся.

— Алиментов никто у тебя не потребует.

— Еще бы! Лешка и Лика знают о твоих грандиозных планах?

— Только Люба.

— Что говорит?

— То, что диктует здравый смысл.

— Вот видишь! Ты упряма как осел!

— Буриданов?

— Нет. Выражение «буриданов осел», — быстро заговорил Сергей, не избавившийся от привычки что-то пояснять мне и Лешке, — это о человеке, колеблющемся в выборе между двумя равносильными желаниями, двумя равноценными решениями. Идет от имени французского философа-схоласта, жившего в четырнадцатом веке, Жана Буридана. Якобы в доказательство отсутствия свободы воли Буридан привел осла, который, находясь на равном расстоянии от двух охапок сена, умер с голоду, так и не решив, с какой из охапок начать.

При чем здесь Буридан?

— Это ты себя спроси, просветитель!

— Кира! Чего ты от меня хочешь?

— Кажется, ясно сформулировала: фамилию и отцовство.

— Но это не мой ребенок!

— Зато я — твоя жена!

— Какая ты жена! — отмахнулся Сергей.

— Добрая. Вот, носки штопаю, — невесело рассмеялась я.

Сергей ухватился за спасительную ниточку.

— Ты меня разыграла! — вздохнул облегченно. — Игривая бабушка в возрасте элегантности!

А я, честно говоря, струхнул. Кому хочется усложнять жизнь?

— Никому, кроме меня.

— Ну, хватит! Пошутила, и будет. Я тебе не дорассказал о Ганди. Обнаружилось одно очень любопытное неотправленное письмо…

Сергей говорил, я почти не слушала. Думала о своем. Вспоминала, как сказала ему, что беременна Лешкой. Сергей тогда не возликовал киношно, не бросился с объятиями, не захлебнулся от счастья. Он смотрел на меня с жалостью. Понимал, что исправиться не сможет, опорой и помощником не станет, на меня взвалится тяжкий груз, и меня жалел. Лучше бы помог материально!

Чадолюбия в Сергее не густо — в аккурат на Лешку хватило и на внучку немного осталось. Мой ребенок ему как пятое колесо, как рыбе зонтик, как слону гитара.

— Серега! — перебила я его. — Ты несчастный человек! У тебя нет друзей.

— При чем здесь друзья? — удивился он. — Ты ошибаешься. Кроме Светы, которую ты видела, я познакомился с интересными типами из музея Востока.

— У тебя нет старых друзей, — уточнила я, поймала себя на мысли, что хочется сказать ему гадость, но не остановилась. — Твои друзья обязательно свежие, месяц, два, год назад появившиеся.

Л старые растворились, ты их отработал. Ты шагаешь по людям. Нет, не вампиришь. Ты в них отражаешься, как в зеркале. Любуешься своей физиономией, своей умностью, их восхищением. Когда в одном зеркале не видишь ничего нового, когда оно замутнится, ты переходишь к другому. И снова как первый раз: твои истории, твои парадоксы, твое красноречие — публика рукоплещет. По сути, ты эгоист такой высшей пробы, что эгоизм уже перешел в свою противоположность — во вселенское человеколюбие, которое есть нелюбие никого. Ты как эссенция. Эссенцию перед употреблением разбавляют, иначе кислота разъест.