Рубиновая верность - Светлана Лубенец Страница 21

Слезы продолжали литься у меня из глаз. Пройдет еще какой-нибудь час, и мы вынуждены будем разъехаться по своим домам. Нам придется ложиться в постель с нелюбимыми и даже, как я уже говорила, испытывать оргазм. А душа будет рваться сюда, на эту холодную дачу, где останется наша с Ленечкой любовь.

В общем, мы встречались с Зацепиным на этой даче почти два месяца, любыми правдами и неправдами вырываясь из семейного плена. Я готова была развестись с Миргородским по первому же Ленечкиному слову, но он его не произносил, потому что не мог оставить Наташу, которая была уже совсем на сносях.

– Пожалуй, Рита, какое-то время нам надо переждать, – сказал как-то Ленечка, все еще страстно зацеловывая мое тело. – Боюсь оставлять Наташу одну. В любой день могут начаться роды. Испугается еще… Сделает что-нибудь не так.

– Что можно сделать не так? Начнутся, так вызовет «Скорую».

Какое мне было дело до его Наташи и ее родов?! Мне не было до нее никакого дела. Меня интересовал только Ленечка.

– Я должен быть рядом, – добавил он. – Мало ли что. Все-таки будущий врач!

– Не хирург ведь и даже не акушер-гинеколог! – поддела его я.

– Этот опыт тоже не повредит.

Мне очень понравилось, что он рассматривал жену, как опытный экземпляр, на котором можно попрактиковаться в родовспоможении. Он не любит ее! Не любит! Он любит только меня! А я люблю его! Так люблю, что мутнеет рассудок! Сейчас я еще раз докажу ему, сколь сильно люблю.

Мои руки и губы заскользили по его распластанному телу. Я как раз занималась тем, что сделало бы честь любой порнозвезде, когда вдруг боковым зрением увидела, что в дверном проеме что-то изменилось. Я резко обернулась. В дверях с перекошенным лицом стояла Наташа Ильина с далеко вперед выпирающим из распахнутого пальтеца животом.

Я, испуганно вскрикнув, соскользнула с Ленечки и, схватив собственный джемпер, молниеносно натянула его на голое тело. Сам Ленечка так же мгновенно сел на постели эдакой детской игрушкой под названием ванька-встанька.

Немая сцена затягивалась. Никто не говорил «Я тебе сейчас все объясню», потому что все было совершеннейшим образом ясно и без объяснений. Я представляла, как прегадко мы выглядели с Ленечкой. Одно дело заниматься сексом самому, и совсем другое – наблюдать за этим со стороны. Зрелище малопривлекательное, если, конечно, вы не участник групповухи. Несколько раз мне приходилось видеть жесткое порно. Сексуальное желание оно, конечно, возбуждало, но отвращение к человекообразным – гораздо в большей степени. Так что легко предположить, что испытала беременная Ильина при виде нас с Ленечкой. Мы с ним любили друг друга при свете старенькой трехрожковой люстры. Получилось, что именно для того, чтобы его жене было виднее. Эдакое ведь потом всю жизнь преследовало бы Наталью ночными кошмарами, если бы…

Впрочем, так я думаю об этом сейчас. Тогда я вообще не знала, что такое групповуха и порно. Я хотела доставить Ленечке как можно больше удовольствия, и не моя вина в том, что в этот момент на дачу заявилась Наташа.

Несчастная беременная, от переизбытка впечатлений схватившись за гигантский живот, бессловесной рыбой жадно ловила ртом воздух необыкновенно толстыми, вывернутыми губами.

– Наташа! Что?! Началось! – в ужасе крикнул Ленечка и бросился к ней, выскочив из постели абсолютно голым.

Ильина жутко взвыла, отмахнувшись от него, как от демона из преисподней, и тяжко осела прямо на порог. Страшненькое широкое пальтецо, явно с плеча другой беременной, зацепилось воротником из истертой цигейки за крючком торчащую ручку двери. Наташа казалась подвешенным на крюке жутким персонажем с картины Босха. Голый Ленечка, плюхнувшийся на колени подле нее, тоже был достоин кисти этого живописца. Правда, тогда я и о Босхе слыхом не слыхивала, но эта картина на даче Зацепиных врезалась в мою память…

Пока я, опять стащив джемпер, трясущимися руками надевала белье и колготки, Наташин вой уже ничем не напоминал человеческий.

– Наташенька, ну потерпи, пожалуйста, потерпи… – уговаривал ее голый Ленечка. – Это же у всех так… И все как-то справляются… И мы справимся… вот увидишь…

– У-у-йди-и-и!! – по-мужски басила она. – Не-е-енавижу-у-у!!!

Я бросила Ленечке трусы и брюки. Он, натягивая их, крикнул мне, стараясь заглушить особо заливистый вопль жены:

– Рита! Быстро! На станцию!!!

– Зачем?!! – испугалась я.

– Там телефон! Нужна «Скорая»! Или какая-нибудь машина, чтобы отвезти ее в город…

Да-а-а, в те времена ни у кого из нас не было сотового телефона… Может, если бы был, то…

Мне очень не хотелось никуда бежать, тем более что в полутьме дачного поселка я могла и не найти дорогу среди сплошных сугробов.

– Я не знаю, куда бежать!! – отозвалась я голосом, в котором уже явственно слышались слезы, но Ленечке было не до моих проблем.

– Найдешь!!! Не маленькая!! Я должен быть с ней, понимаешь, должен!!!

Я не хотела этого понимать. Он должен быть не с ней, а со мной. Но она так кричала, что медлить дольше не смог бы никто. Я торопливо натянула свою лису, сапоги и без шапки выбежала в темный и морозный февральский вечер.

Конечно, я нашла дорогу на платформу «Беляково», потому что эта была единственная тропа, петляющая среди огромных сугробов. Больше идти было просто некуда. Но со станции «Скорой помощи», до которой я очень быстро дозвонилась, мне ответили, что в Беляково машина ни за что не поедет.

– То есть как это не поедет?! – удивилась я. – Женщина рожает, а вы не поедете?!! Да вас под суд отдадут!!!

– Никто, милая, никого под суд не отдаст, потому что в это ваше Беляково нормальной дороги нет, и машине там не проехать. Туда можно добраться только электричкой.

– Ну так давайте электричкой!! – обрадовалась я.

– Вы с ума сошли, женщина! – ответили на другом конце провода. – Быстрее будет, если вы сами привезете свою роженицу.

– Как вы не понимаете, что ее не привезти! Она же уже рожает!!! Кричит, как зверь!!

– А нечего на сносях тащиться на дачу, да еще поздним вечером, да в мороз! Совсем обалдели!

– Сами вы обалдели! – гаркнула я. – Имейте в виду: если что-нибудь случится… нехорошее… вы будете виноваты! У меня и свидетели есть! – Я кивнула в сторону начальницы станции, испуганно вжавшейся в кожаный потертый диванчик. – Они подтвердят, что я звонила, а вы отказались!!!

– Женщина! Я же вам говорю, что «Скорой помощи» к вам не проехать! Так что освободите линию, а то вас под суд отдадут! Мало ли кто умирает, а к нам не дозвониться!!

Трясущимися руками я кое-как угнездила на рычаг телефонную трубку.

– Что? Не приедут? – спросила начальница станции.

Я отрицательно покачала головой, соображая, что могу еще сделать, но ничего путного в голову не приходило. Если «Скорой» не проехать, то вообще никому не проехать.