Шипы и розы - Люси Рэдкомб Страница 21

— Может, ты меня и не любишь, Розлин, но, безусловно, хочешь. — Стюарт помолчал, давая ей время возразить, а потом добавил: — Как и я тебя.

— Этого мало.

— Для начала вполне достаточно. Нелепо винить себя за то, что нас физически влечет друг к другу.

— А я и не виню!

— Неужели? — протянул Стюарт. — Тогда зачем ты продолжаешь притворяться, будто хочешь, чтобы я перестал тебя касаться? В сложившихся обстоятельствах мы должны радоваться тому, что испытываем друг к другу влечение, потому что это дает нашему браку гораздо больше шансов на выживание. А позже, когда желание угаснет, мы останемся друзьями.

Этот аргумент придал ей сил сопротивляться.

— Что ж, придется сказать тебе все напрямик, — твердо заявила она.

— Попробуй, — протянул он саркастически.

Розлин сердито прищурилась.

— Стюарт, ты только зря тратишь время. Я не выйду за тебя замуж. Как там говорится… можно привести лошадь на водопой, но нельзя заставить ее пить. То же самое можно сказать про девушку и алтарь.

— Но я могу уложить тебя в постель и заставить согласиться на все, что угодно. Ты сама сказала об этом, разве не так?

Глаза Розлин испуганно расширились. Зря она понадеялась, что он не заметит ее промаха!

И тут Стюарт так быстро подхватил ее на руки, что она успела только взвизгнуть.

— Отпусти меня сейчас же! — Розлин попыталась брыкаться, но Стюарт держал ее крепко. — Поставь меня на ноги, слышишь! Ты что, с ума сошел? — Она попыталась придать своему голосу презрительный оттенок, чтобы скрыть растущую панику.

Именно панику, строго сказала себе Розлин, ни о каком желании не может быть и речи.

— Ну вот, я в твоей постели, — холодно констатировала она, пытаясь сесть. — И что это доказывает? Только то, что эволюционный скачок от неандертальца к современному человеку каким-то чудом миновал тебя. Вот уж не знала, что ты добиваешься успеха у женщин силой.

Стюарт сидел на краю кровати лицом к Розлин. Прежде чем он отвернулся, она успела заметить, как на его скулах под загаром выступил румянец.

— Ты прекрасно знаешь, Розлин, что я скорее отрежу себе руку, чем причиню тебе боль.

Он выпрямился и стал вращать головой из стороны в сторону, как будто пытаясь снять напряжение. Его глубокий голос, полный искреннего чувства, проникал, казалось, в самое ее сердце.

Вскрикнув, Розлин встала на колени поверх одеяла.

— Да, Стюарт, я знаю, — хрипло пробормотала она, обнимая его за шею и прижимаясь щекой к его спине. Ее захлестнула волна любви и сочувствия, и она обняла его еще крепче.

Чувство вины, которое он только что испытывал, как по волшебству испарилось. Стюарт ощутил, как ее груди прижимаются к его спине, и, когда она чуть-чуть отодвинулась, чтобы ослабить давление, это движение напомнило ему об изменениях, происходящих в ее теле, — изменениях, к которым он имел самое непосредственное отношение. Он повернулся, приподнял покорно обмякшую Розлин и усадил к себе на колени.

Потом он бережно положил ее на кровать, подложив под голову подушку, и начал целовать медленно, глубоко, но сдержанно, давая возможность оценить всю сладость этих поцелуев. И она поняла, насколько пустой была бы ее жизнь, если бы ей никогда больше не довелось испытать этих ощущений.

— Не могу придумать ни одной причины, почему мы не должны этого делать. — Розлин показалось, что в глубоком голосе Стюарта отчетливее, чем обычно, прозвучали низкие, рокочущие нотки.

— Наши отношения только еще сильнее запутаются, — хрипло предупредила она, в глубине души желая, чтобы он не внял ее предостережению.

— Нет, если мы будем честны друг перед другом, — возразил Стюарт. — Я делаю это не потому, что хочу уговорить тебя выйти за меня замуж, если тебя именно это тревожит.

— Не поэтому?

Розлин не удержалась и погладила его плечо. Ощутив под пальцами упругие мышцы, она невольно издала звук, похожий на довольное мурлыканье, и тут же отдернула руку.

— Нет, — твердо ответил Стюарт. — Но не могу сказать, что я не воспользуюсь этим, чтобы подкрепить свою точку зрения.

Такая поразительная честность окончательно обезоружила Розлин, которая уже и так ослабела от желания.

— Тогда почему это происходит, Стюарт? — томно прошептала она.

— Потому что мы оба этого хотим. Господи, Розлин… — Его голос дрогнул, и на лице на какое-то мгновение появилось недоверчивое выражение, но потом он вдохнул полной грудью и сказал: — Я не просто хочу тебя, я не могу жить без этого! Ты мне нужна, Розлин. Скажи, что я тоже тебе нужен.

— Ну конечно нужен, глупенький! — прошептала она.

— Если бы ты знала, как я рад это слышать, — выдохнул Стюарт, опускаясь рядом с ней на кровать, и начал медленно расстегивать пуговицы ее блузки.

От одного взгляда на его лицо у Розлин закружилась голова, и она прикрыла глаза. Отяжелевшие от желания груди натягивали шелковые чашечки бюстгальтера. Стюарт расстегнул застежку, выпустив их на свободу, и Розлин блаженно вздохнула.

— А тебе не будет больно, если я… — хрипловатым голосом проговорил он.

— Если и так, то это будет самая сладкая боль, — откликнулась она.

Стюарт увидел, как по всему телу прошла волна дрожи. Он положил руки по бокам ее грудей и с хриплым стоном зарылся лицом в душистую ложбинку между ними, глубоко вдыхая нежный аромат женского тела.

— Я просто пьянею от тебя, — признался он.

Румянец на его скулах стал гуще, и над верхней губой выступили капельки пота, но Розлин не замечала таких подробностей. Желание, горячее и настойчивое, спутало ее мысли и притупило внимание. Казалось, будто прикосновение Стюарта разрушило некую плотину, и чувства, которые она все последние недели держала взаперти, вырвались на свободу, затопив ее с головой.

— Но, надеюсь, не обессилел? — В ее вопросе слышалась мольба, и, когда Стюарт понял, что именно она имеет в виду, его глаза потемнели.

— Позволю тебе судить об этом самой. — Он стал нетерпеливо расстегивать пуговицы рубашки. — Просто не верится, что мы потеряли зря столько времени.

Стюарт был глубоко потрясен, обнаружив, что у него может захватывать дух от одного только прикосновения к ее коже. Почувствовав, как он содрогнулся, Розлин крепко обняла его, наслаждаясь сдерживаемой силой крупного тела. Наконец-то этот мужчина принадлежит ей.

— Боюсь, я могу… — прошептал он куда-то ей в шею.

Розлин не дала ему закончить, инстинктивно чувствуя, что его сдерживает.

— Ты не причинишь мне вреда, — успокоила она его, — вернее, нам.

Он поднял голову и посмотрел ей в глаза, а потом взял ее лицо в ладони. В его поцелуе больше не было сдержанности. Это была уже не утонченная ласка, а бурное проявление неприкрытого первобытного желания, да и само слово «поцелуй» мало подходило для описания его интимного вторжения в сладкие глубины ее рта.