Птицы небесные - Вера Ветковская Страница 21

Наташа вовремя вспомнила о ресницах.

Впрочем, может, все было не так, как она насочиняла? Может, какая-то заказчица отказалась принять заказ, и Витя, не зная, что делать с вещью, решил разом отделаться от нее и откупиться от Наташи. Но нет, так она не будет думать о нем!

— Где ты достал такое чудо? — наконец нашлась она.

— Раздел богатую девушку в темном переулке, — всматриваясь в нее, ответил Виктор.

— Но я не могу принять такую дорогую вещь!

— Даже от будущего мужа?

Наташа глухо ответила:

— Ты прав. От будущего мужа я могу принять все. Все могу вынести от любимого. Все.

— Ничего выносить не придется, — усмехнулся Виктор. — Она легкая как пух. И вся проникнута моей заботой…

— Может? ты ее сам и сшил? — тихо спросила Наташа.

— У нас в институте нет подопытных белок, — отшутился Виктор, — только белые мышки.

— Спасибо, родной. Я буду всегда носить ее, — пообещала Наташа.

Сжав друг другу руки, они не могли отвести глаз от свечи. Уже несколько минут играла музыка. Пианист сомнамбулически покачивался над клавиатурой.

— Что он играет? — спросила Наташа. — Что-то знакомое.

Виктор поднял на нее глаза. У него вдруг сделалось измученное и усталое лицо.

— «Грезы любви» Ференца Листа, — ответил он.

— Так я и думала, — через силу ответила Наташа, — всегда грезы, вокруг одни грезы, мир плавает в океане грез. Витя, я хочу задать тебе один вопрос, можно?

— Да, — как-то испуганно согласился Виктор.

— Вот мы с тобой поженимся, — как будто что-то перечисляла Наташа, — вот станем жить… на даче, наверное, да?

— Да.

— Вот… Мы ведь будем очень любить друг друга?

— Да, — твердо сказал Виктор.

— Никогда не ссориться, — продолжала загибать пальцы Наташа, — и у нас родится ребенок…

— Да, — опустив глаза, подтвердил Виктор.

— Как бы ты хотел его назвать? — вдруг резко и нетерпеливо бросила Наташа.

— Но об этом рано заговаривать…

— Нет! — Наташа умоляюще сжала его пальцы. — Назови мне имя.

— Хорошо. Наташа. Если девочка — Наташа.

— Так! — Наташа откинулась на спинку кресла. — А если мальчик?

— А сейчас знаешь что играют? — вместо ответа спросил Виктор.

Наташа прислушалась.

— «Баркаролу» Чайковского, — ответила она, — но мы говорили…

— Это мой любимый композитор, — объяснил Виктор. — Сын наш будет носить в его честь имя Петр.

— Сейчас я нарисую тебе твое будущее, и ты ужаснешься! — пообещала Катя. — Ты уедешь с ребенком на руках к бабушке, потому что здесь у тебя нет крыши над головой, а из общежития тебя выгонят. Прощай училище, мечты о театре. В Велиже ты будешь работать где-нибудь на почте и на эти гроши растить своего ребенка. А сколько радости ты доставишь нашим кумушкам! До конца жизни тебе станут перемывать косточки. А твоего сына или дочь будут называть в школе… сама знаешь, как его будут называть. Дети жестоки. Лет через десять, если повезет, тебя из милости «возьмет за себя» какой-нибудь старый вдовец…

Наташа молча слушала. Как ни мрачна была картина, все в ней, до последнего штриха, верно. Но Наташа надеялась остаться в Москве и, главное, закончить учебу. Москалев обещал похлопотать, чтобы ее не выгнали из общежития и даже дали маленькую комнатку.

— Ах вот как, значит, у тебя уже все решено и улажено. Замечательно, что у тебя есть такие высокие покровители, как Москалев. Но ведь это только часть проблемы, матушка. На что ты будешь жить с дитем? Хорошо, если Москалев станет тебе ежемесячно отстегивать алименты. Он тебе это обещал?

Катя устала. Третий день она пыталась убедить эту упрямицу, вооружившись красноречием, испробовав все доводы рассудка. Овца, настоящая овца — и по гороскопу, и по натуре. Тихая, покорная, глазища распахнула и ждет, когда ее поведут на заклание. Пугала ее тем, что жизнь будет сломана, мечты рухнут. Не доходит. Что ребенок ее станет безотцовщиной. Ноль внимания. Что она никому не будет нужна и усохнет старой девой. Только усмехнулась.

Самые убийственные доводы Катя приберегла напоследок. Сначала проникновенно поговорила об ошибках. Даже сама растрогалась. Ошибки совершает каждая женщина. Но одни благоразумно исправляют эти ошибки, а другие зацикливаются на них. Убеждая, Катя втайне спрашивала себя: а сама как бы ты поступила на ее месте? «На ее месте никогда не была и не буду, — твердея, отвечала она, — я просто не могла бы попасть в такое ужасное положение».

Катя говорила, а Наташе почему-то виделся тихий летний вечер. Благовест. Они с бабушкой бредут в церковь. Она смотрит на строгие лики икон, и сердечко ее замирает от страха. «Я их боюсь, бабушка», — жаловалась маленькая Наташа. «Глупая, бойся греха, а не Бога, Бог милостив!» — вразумляла бабушка. Все грехи Наташа заучила — не убий, не укради… Как же она скажет бабушке? Как будет жить после этого?

— Жить будешь, как и жила, — отвечала на это Катя. — Всякое несчастье забывается, любая рана зарубцуется. Пройдет месяц-другой — и твоя боль утихнет. А бабуле ничего не говори.

Как-то делала Наташа уроки, а на кухне бабушка уговаривала соседку: «Не вздумай, голубушка, это страшный грех, вопиющий небу об отмщении!» Соседка плакала. На другой день Наташа шепталась с Катей об этом странном разговоре. Катя все на свете знала и высмеяла ее: «Мать, тебе шестнадцать лет, а ты сущий младенец. Вокруг нее женщины делают это запросто, по многу раз, и никто их не карает, и небеса не вопиют. Да и за что карать этих бедолаг, их пожалеть надо. Она двоих детей с трудом кормит и одевает на свою мизерную зарплату с пьяницей мужем. А трое-четверо для такой семьи — полная нищета».

Наташу еще в детстве поражало, как просто женщины идут на это. А окружающие считают эту операцию все равно что удаление аппендицита, простым житейским случаем, не более. Не убий. И Катя не считает это убийством. Приволокла ей зачем-то учебник с иллюстрациями, чтобы доказать, что убивать пока некого, это вовсе не живое существо, а былинка, слабый росток.

— Как ты можешь убеждать меня, если ты сама полная невежда в этих вопросах! — сердито отшвырнула Наташа толстую медицинскую книгу. — Почему, по-твоему, былинка и росток — не живые существа и их можно растоптать, выдернуть, как сорняк? Ты всегда пренебрегала и биологией и химией, а теперь Считаешь мне лекции о живой природе.

Катя даже опешила от такого решительного отпора. Иллюстрации не разубедили, а, наоборот, подкрепили Наташину уверенность, что она не имеет права лишать кого-то жизни. И тогда Катя неохотно пустила в ход самый последний довод.

— Мне очень не хотелось говорить тебе это, дорогая, — призналась она. — Но это важно, ты не должна обманывать себя. Ребенок появится на свет, ты по-прежнему будешь жить в общежитии, исправно посещать занятия да еще подрабатывать. Каким образом, объясни? Мне кажется, ты хитришь. Надеешься, что свет не без добрых людей. Так оно и есть. Обо мне вообще речь не идет, я тебе как сестра. Буду приезжать хоть каждый день. Но скольких людей вокруг ты обременишь своим младенцем! Они станут безропотно помогать тебе, не спать нотами из-за его криков. Ты возложишь львиную долю своих проблем на плечи этих ни в чем не ЕПОВИННЫХ людей. Это нечестно, голуба моя.