Сломя голову - Дэм Джули Страница 21

— Серьезно, я не понимаю. — Ник вернулся назад к кровати и снова сел — на этот раз на среднюю подушку, очень близко, почти касаясь меня.

«Довольно деликатный», — подумала я, улыбаясь про себя.

— Я люблю Францию с детства, — сообщил он с приливом энтузиазма. — Мама провела здесь свои школьные годы и навсегда стала франкофилом. И эту любовь она передала и мне. В детстве мне нравилось посещать Прованс и Бордо вместе с ней; я полюбил эту культуру, дружелюбие парижан, архитектуру, еду… Но потом, приехав сюда работать, обнаружил, что мои французские коллеги больше времени проводят за перекурами, чем за работой, моя домовладелица — сумасбродная старая летучая мышь, а некоторые из моих соседей стараются устроить так, чтобы меня депортировали. Уверяю тебя: нельзя жить во Франции и оставаться франкофилом.

— Хорошо, я со своей стороны могу утверждать, что ты не можешь быть обозревателем моды и оставаться модофилом. Как, например, продавать пончики и продолжать любить их. Слишком много хорошего. Ты находишься слишком близко, видишь изнанку этой жизни…

— Не говоря уж о собственной изнанке… я имею в виду продажу пончиков.

— Точно! — произнесла я с энтузиазмом — достаточным, чтобы иметь повод извиниться, коснувшись его. Ну и ну!

— Но как насчет мира моды, который заставил тебя конфликтовать со своими чувствами? — спросил он неожиданно серьезно. Уже во второй раз. — Не являются ли модели чересчур больной темой для тебя? Например, не слишком трудно следить за всеми их литературными пристрастиями? Дискуссиями об астрофизике?

Я вытаращила глаза.

— Да, да и еще раз да, я признаю все это. Надо мной интеллектуально измываются модели. — Я сделала паузу. — Ты честно хочешь знать?

— Хочу, — подтвердил он. Рассеянно провел пальцами левой руки по губам… Боже, как мне захотелось поцеловать его.

Но я избавилась от наваждения и поспешила продолжить:

— Я веду двойную жизнь.

— Угу… что?

— Я умная и легкомысленная.

Он вздохнул драматически:

— Слава тебе, Господи, я уж думал, ты собираешься сказать, что ты мужчина, заключенный в женском теле, или что-нибудь вроде того.

— Очень смешно… но я всерьез. В школе я была «умным ребенком», потому что предпочитала трудные предметы и училась хорошо, а потом уехала из Техаса, чтобы продолжить учебу в колледже. Но в то же время мне всегда нравились мода, и одежда, и кино, и хотелось знать, кто из английских поп-звезд на какой актрисе женился, и какие песни они исполняли на своей свадьбе… Это образование совсем другого рода, — засмеялась я. — Как обозреватель моды я занимаюсь этим все время, и это заставляет меня чувствовать, как будто моя жизнь совершила нелогичный и глупый поворот…

— По крайней мере, ты до сих пор используешь многосложные слова, — заметил он язвительно. — Твой интеллект погиб еще не окончательно.

— Правильно. Не полностью, разве что на одну двадцать третью — двадцать четвертую часть.

— Но ведь все мы многогранны — разве каждый не объединяет в себе разные стороны? — спросил Ник. — К тому же даже неудачный опыт имеет не одно измерение. Я не собираюсь выискивать чужие ошибки и сообщать людям, которые без малого тридцать лет выполняют свою работу, что знаю, как им это сделать лучше.

— А твоя темная сторона… тебе тоже понравилось срывать показы модной одежды!

— Признаю себя виновным, — парировал он, наклонив голову с притворной серьезностью.

Мы говорили и говорили, понизив голоса до шепота, когда медленно начало восходить солнце. Он рассказал мне о своем детстве на Манхэттене, о гастрономе своей матери в Уэст-Виллидже, о резиденции, где он занимал целый этаж, внизу направо от шведа, испанца и итальянца — «девочек», как он выразился, с которыми он жил.

— Похоже на Организацию Объединенных Наций, только членов поменьше, — рассказывал Ник. — Или международную команду, выступающую под объединенными цветами «Бенетон» [27].

— О-о-ох, слишком низкокачественно, — в шутку посетовала я.

Я рассказала ему, почему туфли от Маноло такие возбуждающие. А он украдкой разглядывал мою обувь. Я заставила Ника поклясться, что он сохранит в тайне мое расписание одежды на неделю. Подробно рассказала, как начала работать в качестве обозревателя раздела моды, после того как последняя «хозяйка» этой рубрики оставила ее, чтобы «найти себя» на Фиджи, потому что в журнале, неточно цитируя Пош Спайс, она «была слишком шикарна по сравнению с остальными».

Мы непринужденно болтали о том, что серьезные фильмы, выдвинутые на «Оскар», получили настолько завышенную оценку, что иногда лучше было просто выбрать низкопробную пищу — копии «Скотного двора», — что наверняка превзошло бы все ожидания. Мы вспоминали песенную лирику 1980-х. Спорили о политике и внедорожниках. Я пускала пыль в глаза, показывая свои знания поп-культуры. Он тоже был хорошо информирован. Никому раньше не удавалось подняться до моего уровня.

Мы разговаривали обо всем. И даже немного больше.

Когда мы услышали трезвон будильника за дверью номера напротив, то все еще продолжали сидеть на кровати, как в начале ночи, только мои расшнурованные сандалии лежали на полу, а сама я поджала ноги. Мы сидели лицом к лицу, опираясь на руки, головы сблизились во время беседы.

— Боже мой, который час? — Вздрогнув, я отпрянула от Ника и посмотрела на часы. Ахнула… — Угадай.

Он бросил взгляд на окно, где сквозь плотные шторы пробивалась полоса света.

— Шесть?

— Попытайся еще раз… семь тридцать.

Дневной свет, казалось, принес с собой неловкость. Я услышала звук катящейся тележки по коридору — кому-то в номер доставили завтрак.

Ник недоверчиво посмотрел на свои часы.

— О Боже, я не собирался задерживать тебя на всю ночь. Не предполагал, что уже так поздно… рано…

Он посмотрел на меня таким щенячьим взглядом, который мог бы любую живую, дышащую женщину заставить простить ему все прегрешения, что Ник Сноу когда-либо собирался совершить, включая смертные грехи.

— Я виновата не меньше. — Я с улыбкой подавила зевок. — К тому же тебе, наверное, пора на работу. Я то по меньшей мере успею пару часов поспать до начала первого показа.

— Надеюсь… Нет, я не хотел сказать, что тебе необходимо хорошенько выспаться, просто хотел принести свои извинения…

— Не говори глупостей. Я отлично провела время, — сказала я нежно. — Кроме того, у меня есть защитник, который обо всем позаботится.

Он поднялся, и я проводила его до двери. Должна ли я сказать что-то? Или лучше быть правильной девочкой? (Вовсе не означает, что я одобряю эту бессмыслицу.) На самом деле хотелось поцеловать его… а еще точнее, я очень хотела, чтобы он поцеловал меня.