Авантюрист - Габриэль Мариус Страница 21

— Но ваш приезд может принести больше вреда, чем пользы.

— Возможно. Но я верю в то, что смогу помочь.

— А девочка знает, кем вы ей доводитесь?

— Сомневаюсь, — сказала Ребекка. — Соглашение было составлено таким образом, чтобы все кадры со мной были из ее фильма вырезаны. Мне официально запрещалось вступать с ней в контакт без разрешения приемных родителей и агентства.

— В таком случае как вы собираетесь вступить с ней в контакт?

— Не знаю. Я это потом обдумаю.

— А если ребенок окажется виновен в этом ужасном преступлении? — спросил он. — Вы собираетесь взять вину на себя?

Ее лицо стало мрачным, таким он его еще ни разу не видел.

— Вину? — повторила она хрипло. — Моан, если тринадцатилетняя девочка совершает нечто подобное, то это потому, что ее в течение многих лет систематически травмировали. Уверяю вас, это не врожденный порок.

Сингх неопределенно качнул головой, что одновременно могло означать согласие и несогласие.

— Вы предполагаете, что с вашим ребенком плохо обращались? Но если эти мистер и миссис Флорио так хотели детей, то почему бы не предположить, что они были хорошими родителями?

Она едва заметно пожала плечами.

— Неизвестно, почему они хотели детей. Может быть, из каких-то темных, ненормальных побуждений.

Он задумался.

— Это родители вынудили вас отдать девочку?

— Нет. Решение я приняла сама. И сделала это задолго до того, как она родилась. Я очень хотела стать врачом. У меня были большие жизненные планы, очень не хотелось, чтобы все расстроилось.

— А отец ребенка?

— С ним то же самое.

— Вы его любили? — спросил Сингх.

— О да. Райан был замечательный. Такое решение далось ему очень трудно. Нам обоим это далось трудно. Но что было делать? Моя беременность — это же в буквальном смысле несчастный случай. Жениться он хотел не больше, чем я выходить замуж. Потому что не время было нам обзаводиться семьей. Планы у него были еще амбициознее, чем у меня. Когда я забеременела, мы оба знали, что ни я, ни он еще долгое время не имеем права вступать в брак, тем более заводить детей. Решение отдать ребенка было обоюдным.

— Вы с ним встречаетесь?

Ребекка помолчала.

— Я не видела его много лет. Он специализировался на педиатрии. Несколько лет назад вступил в брак, примерно в то же время, что и я. Есть ли дети, не знаю.

— Он выбрал ту же профессию, что и вы?

Она улыбнулась вымученной улыбкой.

— Может быть, паши мысли шли в одном направлении. Кто знает?

— Вы не считаете, что с ним нужно поговорить? — осторожно спросил Сингх.

— С Райаном?

— Он отец девочки. И вы говорите, что когда-то любили его.

Ребекка молча покачала головой. Несколько лет назад она получила от Райана длинное страстное письмо. Он женился и развелся, теперь работал в детской больнице в Монтеррее, в Мексике. Предлагал встретиться. Между строчками она могла прочитать, что его чувства к ней сохранились. Райан писал о том, что они совершили ужасную ошибку, что им обоим нужно залечить раны прошлого.

Но письмо это пришло практически накануне ее свадьбы с Малкольмом Бернсом. Она написала ответ в очень нейтральном тоне, дав попять, что пытается найти счастье и устроить свою жизнь с другим человеком. Она знала, что он понял, потому что с тех пор никаких вестей от него больше не поступало.

Сингх внимательно наблюдал за ней. Ее лицо снова просветлело, в нем больше не было ни жалости к себе, ни сентиментальности.

— А с приемными родителями вашей дочери вы встречались? — спросил он. — С мистером и миссис Флорио?

— Только с ней.

— А с мужем?

— Нет.

— А что-нибудь о них знаете?

— Их очень основательно проверили сотрудники агентства и дали нам гарантии. Это было агентство с серьезной репутацией. Мы с Райаном после долгих поисков с трудом нашли такое, которому действительно можно было доверять.

— И вы больше никогда своего ребенка не видели?

— Нет.

— У нас такое было бы совершенно немыслимо. Подобные вещи здесь делаются открыто. В Непале принято усыновлять и удочерять детей. Но они с самого начала знают, кто их настоящие родители, и в большинстве случаев встречаются с ними чуть ли не каждый день.

Ребекка слегка поморщилась.

— Это очень похвально, Моан. Но наше общество на такие вещи смотрит несколько иначе. У нас, наоборот, принято все покрывать вуалью. Это называется конфиденциальностью.

— И что в этом хорошего? — недовольно проворчал он. — Ведь нет ничего позорного, если кто-то возьмет на воспитание чужого ребенка.

— Позорного в этом, разумеется, ничего нет, но существуют другие проблемы. А кроме того, это было тринадцать лет назад. В то время конфиденциальность была нормой. Агентство предприняло официальные юридические шаги, чтобы затруднить мне или Райану общение с ребенком. Мы подписали согласительный документ, что добровольно отказываемся от ребенка. Мы также согласились, что никогда не вступим в контакт с ребенком без предварительного согласия агентства. Вначале они даже не хотели ничего сообщать о приемных родителях ребенка, но я настояла, чтобы встретиться с матерью. Хотела знать, кому передаю Терезу. Документы о рождении у меня ребенка были запечатаны в конверт и положены под спуд. Открыть их может только суд. Взамен были составлены новые, свидетельствующие, что этот ребенок появился на свет в семье Флорио. Много чего еще было придумано, чтобы сделать процесс необратимым.

— Вы советовались с адвокатом?

— Что вы? Мы вообще об этом никому не говорили. Советовались же исключительно друг с другом. И страшно переживали. Для агентства же главными были приемные родители, которые считались клиентами. А мы с Райаном клиентами не были. Мы просто поставляли им нашего младенца как товар.

— Как это все ужасно. — Пейджер Сингха настойчиво забибикал. Обычно он очень гордился этим устройством, но сейчас, поднимаясь, раздраженно выключил его. — Поговорим позднее. И не вставать, Ребекка. — Он строго погрозил пальцем. — Ваше колено может не выдержать напряжения. Постарайтесь сохранять терпение и хладнокровие.

Она молча смотрела ему вслед, погружаясь мыслями в прошлое.

Они отдали Терезу через восемь дней после рождения, Ребекка и Райан Фостер. Теперь надо было выполнять подписанные условия. Думали, что забудут девочку, а вышло наоборот. Они приговорили себя к пожизненной эмоциональной каторге, и память о ребенке терзала и преследовала их всю оставшуюся жизнь.

«Знала бы, что так получится, — думала Ребекка, — обязательно бы настояла на возможности каким-то образом встречаться с дочкой. Это было бы гораздо лучше. А так я запрятала мину замедленного действия в свое сердце, и в сердце моего ребенка тоже. Не эта ли мина взорвалась наконец сейчас в Сан-Франциско?»