Бедная Настя. Книга 7. Как Феникс из пепла - Елена Езерская Страница 21

Когда дверь за Анной, вошедшей в покои Марии, закрылась, она огляделась, не узнавая комнату, в которой прежде неоднократно бывала. Здесь уже не было даже намека на маленькую девочку, выросшую в пансионе и по воле судьбы попавшую в сказочно богатый дворец северного принца. В явившихся взгляду Анны апартаментах властвовала умная, взрослая женщина, обладавшая одновременно и утонченным вкусом, и праведностью благородной натуры. И, если мебель в роскошном стиле Марии-Антуанетты и уникальная коллекция старинных табакерок, отделанных драгоценными камнями, свидетельствовали о сибаритских чертах в характере ее хозяйки, то висевшие на стенах полотна и в большом количестве православные иконы говорили о стремлении Марии возвысить свой дух над плотью.

— Ваше высочество… — попыталась первой заговорить Анна, но Мария остановила ее.

— Вы тоже полагаете, что удел супруги наследника престола — производить на свет детей для продолжения рода и вести бессмысленный светский образ жизни? — не без иронии спросила она, пристально глядя Анне в глаза.

— Я считаю, — смело ответила та, не избегая ни этого взгляда, ни прозвучавшего в вопросе вызова, — что мне, как и любой вашей подданной, важнее всего знать, что та, от кого, быть может, вскоре станет зависеть судьба людей и государства, наделена не только навыками повелевать, но и сердечностью и широтой души, которые привлекают к себе сердца простых граждан.

— Достойный ответ, — после некоторой паузы кивнула Мария, делая жест, приглашающий Анну присесть на обитый бархатом табурет с витыми ножками, стоявший рядом с кушеткой, на которой устроилась великая княгиня. — Вижу, вы ничуть не изменились, баронесса, а это внушает мне надежду, что выбор, который вы сделали, обратившись первым делом не ко мне, а к его высочеству, вызван какими-то иными причинами, нежели предположением о моей неспособности решать важные дела.

— Так вы знаете? — растерялась Анна.

— При дворе не бывает тайн, и уж вы-то должны это знать, как никто другой, — вздохнула Мария, — но поскольку я подозреваю в том обычное своеволие княжны Репниной, то думаю — вы всего лишь стали заложником ее бесцеремонности.

Анна не нашлась что ответить — выдавать оказавшую ей (пусть и медвежью) услугу Наташу она не хотела, но и не признать справедливости слов великой княгини не могла, слишком уж очевидно это было.

— И вот опять вы демонстрируете образец добродетели, — ласково улыбнулась Анне Мария, и от этого взгляда у нее потеплело на душе. — Знаете, не так часто в наши дни можно встретить человека из тех, кто готов скорее позволить обвинить себя, нежели самому стать обвинителем. Даже, если таковой поступок оправдан и закономерен… Я рада, что с вами не случилось того, что прежде было объявлено. И, несмотря на то, что мне было приятно принять на себя заботу о ваших детях, я счастлива, что они вновь обрели мать. Надеюсь, что теперь вы, как и прежде, станете неразлучны. Однако, знайте, что я не снимаю с себя ответственности за них и готова и дальше оказывать им покровительство, ибо наслышана о лицейских литературных успехах вашего сына и полагаю, что со временем дочь ваша может стать одной из лучших воспитанниц нашего Смольного.

— Я бесконечно признательна вашему высочеству за заботу, — склонила голову Анна, — и приношу свои извинения за то, что невольно заставила вас страдать…

— Пустое, — кивнула Мария. — Ни я, ни вы не в силах изменить предначертанного свыше, и есть единственный способ совладать с этим — смирение и молитва. Господь помогает мне преодолеть все трудности супружеской жизни, и я прошу Всевышнего только об одном — здоровья для супруга моего и детей моих…

Мария на минуту замолчала и перекрестилась на икону Казанской Божьей Матери, и Анна поняла — она про себя помянула недавно умершую семилетнюю дочь Александру, своего первого ребенка, названную в честь мужа.

— Вы же, как я слышала, теперь вдова… — снова обратилась к Анне великая княгиня.

— Беда не приходит одна, — вздохнула Анна. — В один год я лишилась и любимого супруга, и отца, и сестра моя весьма нездорова.

— Я буду молиться и за вас. — Мария протянула Анне руку, и та поднялась, чтобы принять это неожиданное рукопожатие. — А знаете, я бы хотела, чтобы вы вернулись ко двору… Мы мало успели сказать друг другу в то время, когда вы учили музыке детей его величества, но мне всегда была по душе ваша прямота и честность, ваше умение заглянуть вглубь души и распознать там сокровенное, скрытое от чужих, посторонних глаз. Этих качеств так не хватает сейчас среди тех, кто окружает меня. И даже не раз клявшаяся мне в верности Натали…

Голос Марии задрожал, и она не смогла завершить фразу. Ей стало дурно, Мария побледнела и, кажется, стала терять сознание. Анна немедленно подхватила ее и усадила на кушетке, следя за тем, чтобы спина держалась ровно и голова не завалилась. Потом, оглядевшись, Анна нашла на туалетном столике пузырек с нашатырем и, открыв его, поднесла к лицу Марии. А когда та очнулась, Анна разыскала кувшин с водой, стоявший за ширмой в альковной части покоев, и принялась смачивать лицо и шею великой княгини, осторожно массируя ей виски и затылок. И лишь добившись, что кожа ее слегка порозовела, а помутневшие было зрачки прояснились, Анна взяла лежавший рядом с Марией на кушетке веер и принялась обмахивать им великую княжну.

С одной стороны, бледность вообще была свойственна Марии, но Анна заподозрила, что нездоровье это имеет и другое объяснение. Поначалу она неизбежно сравнила то, как выглядела сейчас Мария с состоянием сестры, приобретшей на пожаре легочную недостаточность, а если учитывать то, что Марии уже давно приписывали чахотку… Но нет, здесь все же было что-то другое.

— А его высочество знает о вашей беременности? — тихо спросила Анна, помогая очнувшейся от приступа слабости Марии подняться и сесть.

— Вы догадались? — слабо кивнула Мария. — Я не говорила об этом даже моему лейб-медику.

— Но почему? — спросила было Анна и спохватилась. — Ах, да, понимаю, вы полагаете, что супруг ваш, переживая недавнюю утрату, не сможет с должной радостью принять этот дар?

— Вы спрашиваете, верю ли я, что его нынешнее веселье в кругу фрейлин связано с тем, что Александр Николаевич пытается забыться, отстраниться от потери нашего первого ребенка? — вздохнула Мария. — Я думала и об этом, но все же по рассуждению пришла к мысли о том, что его влечет к Натали не пережитое нами горе, а моя неспособность находиться в постоянном ощущении праздника, которого он ждет… Знаете, когда мы только встретились с ним, меня потрясла и вдохновила его способность глубоко чувствовать и рассуждать, но потом, позже, опасно, безвозвратно поздно! — я поняла, что ошиблась, принимая ухаживания за образ мысли, а стремление понравиться мне — за характер.

— Но разве неверна мудрость, которая учит нас, что сходятся только противоположности? — попыталась утешить свою собеседницу Анна. — И не потому ли Александр Николаевич остановил свой выбор на вас, что вы являли для него образец совершенства?

— Образец, быть может, — да, но земной идеал он всегда искал в ком-то другом, — печально промолвила великая княгиня и вдруг, подняв на Анну прекрасные голубые глаза, прошептала. — Мне так не хватает его!.. Но не в том смысле, который обычно усматривают в отношении жены и мужа. Мы оба готовимся нести бремя власти, и, хотя его высочество единственный примет на себя ответственность объявлять решения, я должна буду помогать ему, содействовать ему. Так как мне делать это, если тот, с кем я могу обсуждать насущные вопросы, волнующие мою душу и беспокоящие мой разум, — мой духовник, а не венчанный и законный супруг!