Скандальная история - Дженна Питерсен Страница 21

Раз за разом проводил Доминик щеткой по волосам жены. Проводил очень осторожно, чтобы не причинить боли. Он и не подозревал, что волосы женщины могут быть настолько эротичными. Как же так? Он всегда гордился своей опытностью, но только сейчас впервые задумался: а действительно ли он такой всезнающий?

На Кэтрин это тоже действовало. В зеркале он видел, что она закрыла глаза, и, похоже, всякий раз, когда руки его пробегали по ее волосам, ей с трудом удавалось подавить стон. Торжество вскипело в его крови, побежало по жилам.

– Спасибо, – сказала Кэтрин, выскакивая из-за столика. Она провела ладонями по волосам, затем покосилась на кровать. – Я… я ужасно устала.

Это была ложь, и он прекрасно понимал это. То, что сверкало в ее глазах, отнюдь не было сонливостью. Что ж, пришло время соблазнять… А если она оттолкнет его, то так тому и быть. Но он не мог не попытаться – у него не было выбора. Какой там выбор, ведь он едва владел собой.

– Очень хорошо, дорогая. Я тоже устал. – Он стал очень медленно расстегивать пуговицы своей рубашки.

Какое-то время Кэтрин молча наблюдала за мужем. Потом, попятившись, пролепетала:

– Ты… собираешься раздеваться?

Он усмехнулся:

– Я редко ложусь спать в полном обмундировании.

– А в чем ты спишь?

Он рассмеялся:

– Я сплю нагишом.

Она тихонько всхлипнула, но тут же прикусила губу. Его ухмылка стала еще шире.

– Но ради тебя я не стану сегодня снимать штаны.

Она невольно улыбнулась – какое облегчение!

– Что ж, очень хорошо.

С этими словами Кэтрин поспешно забралась под одеяло, словно надеялась укрыться там от мужа. Если так, то она заблуждалась. Несколько секунд спустя он откинул одеяло с другой стороны кровати.

– Ты что, собираешься лечь под одеяло?

Он снова засмеялся:

– Кэт, ведь сейчас зима. Не хочешь же ты, чтобы я дрожал всю ночь напролет?

Последовала долгая пауза, и Доминик понял: его молодая супруга всерьез обдумывает, какие преимущества сулит подобная перспектива. Наконец она сказала:

– Нет, конечно, не хочу. – Она повернулась к нему спиной и добавила: – Спокойной ночи, Доминик.

Он не ответил, но осторожно сдвинулся к центру кровати. Затем обвил руками ее талию и привлек к себе, так что спина ее прижалась к его животу.

– Ты же обещал, что не станешь принуждать меня…

– А я ни к чему тебя не принуждаю, – тихонько прошептал он ей в самое ухо. – Что дурного в том, что я обнял тебя? Ничего больше я не делаю. Только обнимаю.

По телу ее пробежала дрожь.

– Наверное, ничего дурного.

Она не отодвинулась, но каждый мускул ее тела был напряжен, как натянутая струна. И ему до боли не терпелось избавить ее от этой напряженности.

– Дорогая, а как насчет того, чтобы поцеловать меня на сон грядущий? – Он с трудом сдерживал себя; ему ужасно хотелось перевернуть жену на спину и вкусить ее сладости, хотелось вонзиться в нее, стать с ней единым целым, чтобы и следа не осталось в ее памяти о другом мужчине.

Снова последовала долгая пауза.

– Но, Доминик…

– Всего один раз.

Она медленно перекатилась на бок и пристально посмотрела ему в глаза:

– Т-только один.

Он взял ее лицо в ладони и приблизил свои губы к ее губам. Она тихонько ахнула, но все же ответила на его поцелуй – ответила с такой же страстностью, какую уже продемонстрировала в карете.

Положив ладонь ей на грудь, он коснулся большим пальцем соска, продолжая в то же время впиваться в ее губы. Сосок сразу отвердел, и она, выгнув спину, застонала, оторвавшись от его губ.

Верный своему слову, Доминик сразу отпустил ее. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, и в глазах ее мерцали отблески пламени, угасающего в камине.

– Ты…

Он пожал плечами и, опершись на локоть, внимательно посмотрел на нее:

– Ты же сказала, только один.

На лице ее отразилось изумление.

– Значит, это был… уже целый поцелуй? – Она вспыхнула и поспешно отвела глаза. – По-моему, поцелуй вышел немного незавершенный.

Он улыбнулся и просунул руку ей под голову. Затем привлек к себе и проговорил:

– Чем больше я тебя целую, тем труднее остановиться.

Веки ее затрепетали, и она с тихим вздохом прошептала:

– Я охотно пойду на такой риск.

Да что же с ней происходит? Неужели она сошла с ума? Неужели действительно сказала мужу, что любовные ласки – это риск, на который она согласна пойти? Но ей нельзя. Она не должна. Однако же…

Губы его снова прильнули к ее губам, и все мысли тут же вылетели у нее из головы – осталось только вспыхнувшее желание и наслаждение. Она никак не могла противиться его ласкам и тому грядущему, что эти ласки сулили. Не могла и не хотела противиться. С того самого мгновения, как они вылезли из кареты и переступили порог гостиницы, она только и делала, что предвкушала этот момент. И вот этот момент наконец-то настал – дыхание Доминика сливается с ее дыханием, руки его крепко обнимают ее, и он снова ее целует…

Кэтрин тотчас же забыла о своих страхах. Бояться она будет завтра.

Обхватив обеими руками широкие плечи мужа, Кэтрин поцеловала его в ответ. Его тело было как гранит под ее горячими ладонями – такое твердое, такое мускулистое…

Внезапно ладонь его скользнула ей на грудь, и взрыв чувственности потряс ее. Тонкое полотно ночной рубашки было слишком ненадежной защитой по сравнению с шерстяной тканью платья, ограждавшей ее в карете. Его обжигающие прикосновения проникали сквозь полотно рубашки так, будто этого полотна вовсе и не было. Подобно кораблю, оставляющему за кормой пенный след, ладонь его, двигаясь по ее телу, оставляла за собой бурный след совершенно новых для нее ощущений – такого она прежде и вообразить не могла. Пламя охватило ее тело, и ей казалось, что она вот-вот сгорит дотла в этом пламени.

– О, Доминик… – прошептала она, прижимаясь губами к его шее.

Внезапно из горла его вырвался хриплый стон, и он резким движением откинул в сторону прикрывавшее их одеяло. Затем принялся осторожно приподнимать ее ночную рубашку, и с каждым мгновением ноги Кэтрин все больше обнажались – об этом он мечтал с того момента, когда увидел ее на террасе. Тогда он подумал, что она похожа на Снежную королеву, но впечатление оказалось обманчивым. Скорее уж она была богиней огня. Скрытый жар, скрывавшийся в ней, вполне мог разгореться не на шутку и запылать ярким пламенем – следовало лишь умело разжечь это пламя.