Пленить сердце горца - Карен Мари Монинг Страница 21

Гримм зажал уши руками, но это не помогло. Потом он натянул подушку на голову, но снова безуспешно. Он решил встать и захлопнуть ставни, но увидел, что будет лишен даже этого маленького удовольствия, - ставни уже были закрыты. Один из многих «даров», которые присущи берсерку, заключался в потрясающе остром слухе: он давал возможность выжить в ситуациях, в которых нормальный человек не услышал бы движений затаившегося врага. Теперь это оказалось ужасным недостатком.

Он слышал ее. Джиллиан.

Все, чего он желал, были несколько часов сна - ради Христа, еще даже не светает! Неужели девушки никогда не отдыхают? Трель одинокой флейты поднималась вверх, взбиралась по каменным стенам замка и просачивалась сквозь ставни в холодный утренний воздух. Он ощущал меланхоличные нотки, назойливо стучащие в неподатливые двери его сердца. Джиллиан была в Кейтнессе повсюду: цвела в букетах на столах, сверкала в улыбках детей, была зашита в великолепных гобеленах. От нее нельзя было скрыться! Теперь она осмелилась вторгнуться в его сон навязчивой мелодией древней кельтской любовной песни, которая поднималась до звона и опускалась до стенаний, - так, что он готов был зарыдать. Как будто ей известна боль неразделенной любви! Она была красива, совершенна, благословлена родителями, домом, семьей и местностью, где она жила. Она никогда не искала любви и не могла даже представить себе мужчину, отказывающего ей в чем бы то ни было. Где она научилась с таким печальным чувством играть эту разбивающую сердце песню любви?

Гримм выскользнул из кровати, подошел к окну и распахнул ставни с таким остервенением, что они ударились о стены.

- Все еще играешь свою глупую песню, да? - позвал он. Боже, как она красива! И Бог простит его за то, что он все еще хочет ее так же сильно, как много лет назад. Тогда он сказал себе, что она слишком молода. Теперь, когда она стала настоящей женщиной, он не мог простить себе этого.

Джиллиан стояла к нему спиной, лицом к озеру, на краю скалистой расщелины. Край солнца напоминал золотой полумесяц, разрывающий серебряную гладь озера. Она замерла, и так же замерла горькая сладость песни.

- Я думала, что ты спишь в восточном крыле, - сказала Джиллиан, не оборачиваясь. Ее голос доносился до него так же ясно, как за минуту до того - мелодия, несмотря на то, что девушка находилась на двадцать футов ниже Гримма.

- Я сам выбрал себе место, птичка. Как обычно, - Гримм прислонился плечом к оконной раме, пожирая взглядом ее белокурые волосы, развивающиеся на ветру, ее гордую осанку, ее надменно поднятую голову - она смотрела на озеро, как будто едва могла выносить присутствие Гримма.

- Уезжай домой, Гримм, - холодно сказала Джиллиан.

- Я здесь вовсе не из-за тебя, а по просьбе твоего отца, - солгал он.

- Ты так предан моему отцу, это даже странно. Ты, который не может быть преданным никому, - насмешливо сказала она.

Гримм вздрогнул.

- Преданность вовсе не чужда мне. Просто очень немногие ее заслуживают.

- Я не хочу, чтобы ты оставался здесь, - бросила Джиллиан через плечо.

Гримма раздражало то, что во время их словесной перепалки она даже не повернулась и не посмотрела в его сторону; это было худшее, что она могла сделать.