Мы не расстанемся - Кара Уилсон Страница 21

— Мне удалось побеседовать с учительницей Элли и миссис Бритл, — сообщила она, снова разливая кофе по чашкам. — Они подтвердили практически все, что вы предполагали. Элли, оказывается, отвратительно вела себя с первого дня появления в школе и сейчас расплачивается за это.

— Иногда страдание — единственный способ стать умнее. Во всяком случае, часто это важнейший урок.

— Я очень благодарна за ваш интерес к Элли. Только не говорите, что это ваша работа.

— Не скажу, но так оно и есть.

Ее рот чуть округлился, на щеках тут же появились ямочки-близнецы, а у него снова разыгралось воображение. Несколько украденных поцелуев вчера ночью, повторенные сегодня утром. Теперь ему захотелось, чтобы Надя сама предложила ему свои мягкие губы.

— Я заметил, что вы нечасто упоминаете отца Элли. Да и она тоже.

— Фред мало значил в ее жизни.

— Он вроде работает в Европе?

— Да, в известной телекомпании. Как я поняла, он пользуется там большим успехом.

— Это вас задевает?

— Уже нет. Но я долго считала его виноватым во многом. Даже в том, в чем и не было его вины.

— Например?

— Например, в моем переходе на телевидение, хотя моя первая любовь — газета.

— Но разве лидирует в информационном деле не телевидение?

— Не для дочери Робертсона.

Он присвистнул.

— Того Робертсона, что удостоился двух премий Пулитцера и появился на обложке «Таймса»?

— Того самого. Отец спланировал мое будущее: университет, практика в газете и затем небольшая колонка на женской полосе, пока я не буду готова взяться за «крутые» новости.

— А ваш бывший муж? Тоже часть папиного плана?

— Отнюдь. Иногда мне кажется, что поэтому-то я и вышла замуж за Фреда. Отец считал, что телеобозреватели немногим лучше актеров, зачитывающих тексты.

— Проклятое наследование семейной профессии. По себе знаю.

Выражение ее лица смягчилось.

— Ваш отец, должно быть, жутко расстроился, когда вы посвятили себя медицине, а не угледобыче.

— Так оно и было.

Почувствовав, что ему не по себе, Надя опустила глаза.

— Я часто говорю себе, что отец гордился бы мною, узнав, что я издатель «Пресс». Ну разумеется, в те дни, когда все идет как задумано.

Ален припомнил выражение глаз отца в их последнюю встречу. Ему не хватило бы и нескольких жизней на совершение чего-то такого, чем мог бы гордиться отец.

Не в силах усидеть на месте, Ален встал и потянулся. Удивившись, Надя тоже поднялась со стула.

— Я вас вполне понимаю. У вас был долгий и трудный день.

Обрамляющие его рот линии обозначились резче.

— Это надо понимать как намек, что пора прощаться?

Надю удивило ощущение разочарования, словно оказались обманутыми ее надежды на еще один поцелуй.

— Я принесу ваше пальто.

— Не беспокойтесь, я знаю, где оно. — Ален приблизился к ней с таким решительным выражением лица, что у нее перехватило дыхание.

Он взял ее руки и положил их себе на плечи, потом обнял за шею.

— Спасибо за полуночную кормежку, — хрипло произнес он.

— Не за что. — Надя жаждала его поцелуя, а он не спешил.

— Значит ли это, что я и дальше могу заходить к вам?

— Разве что со своей провизией — мне вас не прокормить.

Пальцы Алена перебирали завитки ее волос, нежно касались кожи, вызывая у нее легкую дрожь. Ей так хотелось прижаться к нему, прильнуть к его губам.

Ощущение власти над мужчиной было новым для нее. Ее отец, Фред и продюсер программы новостей, в которого она была влюблена несколько лет назад, были мужчинами сильными, волевыми и избалованными успехом. Так соблазнительно было укрыться в их тени, пока она не сообразила, как много она отдавала всякий раз, когда говорила «да» вместо «нет».

— Вам лучше уйти, — прошептала Надя.

— Ну если вы так хотите, — проворчал доктор Смит.

Догадался бы лучше прижать свои губы к моим, думала она. Решился бы и взял на себя ответственность. Как Фред, когда-то подсказал ее внутренний голос. Как папа.

Надя протянула ему руку.

— Вы должны понять — у меня есть свое дело, обязанности, Элли и газета.

Ален нахмурился.

— Можете не щадить моего самолюбия. Я уже большой мальчик. Меня выгоняли и раньше.

— Я вас не выгоняю.

У него дернулся уголок рта.

— Называйте это как хотите. Я спросил — вы отказали. Разговор окончен.

Надя сжала губы. Никогда еще ей не попадался столь трудный мужчина. Столь своенравный. И отчаянно жаждущий любви.

— Теперь, когда все сказано, может, вы забудете о своей непомерной гордости и поцелуете меня?