Роксолана. Королева Востока - Осип Назарук Страница 21

Но ее сознание было почти совершенно ясным. Он был прекрасно одет, стройный и высокий. Глаза его были черными, как терновник, слегка покрасневшие, сильный лоб, бледное матовое мягкое лицо, тонкий орлиный нос, узкие напряженные губы. Спокойствием и умом светились его карие глаза. В дорогом темном зеркале у дверей одалиски выразительно отражалась его высокая фигура.

Стефан Дропан был лучше, ибо не был таким важным. Но этот был младше Стефана. Эта молодость била из него, так что она не смогла бы представить его старцем с седой бородой и сморщенным лицом, каким его описывал Абдулла — учитель из Кафы. Это казалось ей просто невозможным.

Она опустила глаза и убрала руку с решетки… Чувствовала, как кровью налилось ее лицо. Она устыдилась того, что ее наряд невольницы скрывал красоту ее тела. На секунду ее охватил еще больший страх за то, что скажет ее госпожа после того, как султан так надолго здесь остановился…

Она невольно повела ресницами и умоляющим взглядом показала султану на двери своей госпожи, словно прося его скорее идти к ней. Потом она снова опустила свои синие глаза.

Но султана задержал то ли белый цвет жасмина, то ли белоликая луна, что пронизывала светом ароматные цветы, то ли белое как жасмин личико Насти, то ли ее страх за то, что султан никак не шел; стоял, всматриваясь в нее, как в икону.

Через мгновение он спросил:

— Я тебя не видел раньше?

— Нет, — ответила она тихо, едва слышно, но поднимая глаз.

— Как долго ты тут?

В этот момент отворилась дверь соседней комнаты, из которой показалась одалиска с выражением гнева на лице.

Султан жестом приказал ей закрыть дверь. Она на мгновение задержалась, чтобы бросить яростный взгляд на свою служанку, а теперь еще и соперницу. И тут молодой Сулейман обнял взглядом обоих и сказал Насте, направляясь к выходу:

— Ты пойдешь со мной!

Взволнованная, Настенька взглянула на свою одежду и на свою госпожу. А та стояла будто пораженная громом. Настя машинально пошла за Сулейманом. По дороге она чувствовала на себе взгляд ее госпожи и взгляды своих товарок из дальних комнат, которые пронзали ее завистью, как острые стрелы.

* * *

Не помнила она, как и куда шла, и как оказалась в небольшом угловом будуаре сераля, в зарешеченные окна которого глядела ароматная сирень.

Сердце в ее груди билось так, что она снова схватилась за решетку окна.

Молодой Сулейман подошел к ней и, взяв за руку, повторил свой вопрос:

— Как долго ты тут находишься?

— Три недели, — почти неслышно ответила она. А грудь ее так трепетала, что султан заметил ее волнение и сказал:

— Чего ты так боишься?

— Я не боюсь, просто не знаю, как теперь появлюсь перед глазами своей госпожи, твой визит к которой я случайно прервала.

Со страха она забыла добавить какой-нибудь подобающий владыке Осману титул. Обращалась просто на «ты».

Он, видимо, списал это на незнание языка и простил ей.

— Тебе вовсе не обязательно появляться перед ее глазами, — ответил он, улыбаясь.

— Разве мне не будет так же тяжело с каждой из твоих жен? — заметила она еле слышно. Султан весело рассмеялся и сказал:

— Вижу, ты не знаешь, что та, к которой султан хоть раз прикоснется, отделяется от остальных, получает служанок и евнухов.

Она все поняла. Словно молнии ослепили ее на мгновение новые, совсем неожиданные повороты судьбы.

Минуту она боролась с мыслями и ответила, сгорая от стыда:

— Коран запрещает мусульманам насиловать невольниц…

Молодой Сулейман вдруг стал серьезным. Он отпустил ее руку и спросил с ударением на каждом слове:

— Ты знаешь Коран?

— Знаю, — ответила уже немного смелее Настя. — И знаю, что Коран во многих местах поощряет как богоугодное дело освобождение невольниц, но прежде всего доброту и ласку к ним. Я знаю, что ты — могущественнейший страж и исполнитель предписаний Пророка, — прибавила она, слегка обращая взгляд к молодому султану Осману.

— Кто учил тебя Корану? — спросил он.

— Набожный учитель Абдулла в Кафе, в школе невольниц, дай ему Аллах долгих лет жизни!

— Хорошо он тебя учил.

Они смотрели друг на друга, будто обнаружив в этой палате что-то совершенно неожиданное. Она никогда не надеялась, что добьется чести говорить с глазу на глаз с могущественным падишахом и получит шанс вымолить у него свободу и возвращение на родину. Чуяла всеми фибрами души, что этот молодой человек способен на благородные поступки. И уже представлялся ей в далекой мечте родной Рогатин, и церковь св. Духа, и сад около нее, и луга над Липой, и большие пруды, и белая дорога, ведущая во Львов… Она даже похорошела от мечтаний, как снежный цвет калины, освещенный солнцем.

А он не ожидал, что среди служанок одной из своих одалисок встретит иноземную девушку, что ломано, но метко говорит о Коране и не думает сразу бросаться к его ногам — к нему, могущественнейшему из султанов! Ему казалось, что в ее стыдливо опущенных глазах проскользнула искорка гнева. На секунду.

На минуту гнев охватил и его. Особенно поразило его упоминание «насилия». Он хотел было сказать, что нет еще ни малейшего основания, чтобы даже думать об этом. Но вовремя понял, что это может задеть беззащитную рабыню и ее уста закроются. В нем победило любопытство молодого человека. Как дальше пойдет разговор с этой невольницей? Признание того, что он «могущественнейший страж и исполнитель предписаний Пророка» уняло его гнев.

Он снова взял ее за руку и спросил:

— Ты веришь в пророка?

— Я христианка, — ответила она со страхом, но довольно выразительно.

Он усмехнулся, думая, что уже имеет над ней преимущество.

— Как же ты можешь ссылаться на писание Пророка, если не веришь в него?

— Но ты веришь, — ответила она естественно и живо, обезоружив его. — И правишь здесь ты, а не я, — добавила она.

— Ты к тому же и умна! — сказал удивленный Сулейман. — Откуда ты родом, как тебя зовут, и как ты сюда попала?

Скромно потупив взгляд она ответила:

— Я из Красной Руси. Твои люди зовут меня Роксоланой Хюррем. Татары вывезли меня силой из родительского дома в день моего венчания и продали как невольницу в Крыму, а потом и тут на Аврет-базаре.

— Ты уже была замужем? — спросил он.

— Нет, — ответила она. — Меня похитили как раз в день свадьбы.

Молодой Сулейман мгновение боролся с собой. Потом взял ее за две руки, посмотрел в глаза и спросил:

— Ты бы осталась здесь по своей воле, если бы я приказал взять тебя в свой гарем на правах одалиски?

— Ты не сделаешь этого, — ответила она.