Девушка с букетом - Татьяна Краснова Страница 21

То ли образ пушкинской Татьяны пронесся у Вари в голове, то ли она решила не откладывать со свиданием, – выдрала лист и быстро настрочила: «Приходи к озеру к 19 ч.», без обращения и без подписи. Замешкалась – стоит ли передавать через сидящего впереди Медведева, с ним еще в историю попадешь, как тот сам вдруг обернулся – но Варя тут же закрыла листок. А по рядам шел Практикант:

– Ну что, успели списать?

Последнего слова он не говорил, но и так было понятно. Практикант хотел собрать листки с самостоятельной до звонка, чтобы не задерживаться на перемене.

– Давай-давай! Перед смертью не надышишься! Мало вам было времени? – и выхватил на ходу Варин листочек.

Она похолодела – самостоятельная осталась на столе. Записка Робину уплывала в неизвестность. Впрочем, в какую же неизвестность? Почерк у нее заметный – крупный, круглый, как в первом классе, ничего не стоит вычислить. Практикант зачитывает вслух, класс дружно ржет… Перед глазами поплыли маленькие цветные круги. Девушка не могла пошевелиться. Ей в голову не пришло подойти к Практиканту и попросить поменять листочки. Везучий день! Конечно, он должен закончиться, слишком уж много для одного дня – но чтобы так!

Звонок давно прозвенел, Лена окликала ее, но Варя не слышала. Она даже Лене ничего не стала рассказывать. Это было позорнее, чем в трусах на физкультуре, – в тысячу раз. Жизненный опыт в этот момент так увеличился, что ощущалась вся его тяжесть, и оказалось, что физ-ра – еще не самое страшное.

На следующий день Варя решила заболеть, но мама погнала в школу – на носу были экзамены. И она пошла со страшным ожиданием математики. Но удар настиг ее совсем с другой стороны. Математика как раз прошла спокойно. Практикант оказался настоящим мужчиной – ни о какой записке речи не шло, за самостоятельную Варе была поставлена четверка. Тогда она стала ждать, что Практикант велит ей остаться после урока или нажалуется Рахили, а уж та своего не упустит, – но и этого не случилось.

Зато весь класс взирал на нее с превеликим вниманием, словно Варя пришла в карнавальном наряде, но девчонки на ее вопросы – что-то не в порядке, измазалась, что ли? – только фыркали. Лена, быстро выяснив, в чем дело, вышла из себя:

– Что за ерунда! Варька, все говорят, что ты ходишь на свидания с Практикантом! Не может быть! Ты бы мне сказала! Или, может, я чего-то не знаю? Они говорят, вы с ним какие-то записочки друг другу пишете!

Значит, Медведев все-таки успел прочитать! Понял по-своему и всем растрезвонил! Варя ходила весь день густо-красная, а после уроков плакала так отчаянно, что Лена испугалась.

– Конечно, все навыдумывали! Дуры! Сплетницы! Конечно, ты не можешь не переживать, но надо сделать хотя бы вид, что тебе все равно! Тогда скорее отстанут.

Но Варя продолжала рыдать. Даже Ленины резоны, что роман с учителем, наоборот, может поднять ее авторитет в глазах одноклассниц, что те наверняка ей завидуют, надо только держаться с достоинством, а еще лучше – немного загадочно, не действовали.

Она даже боялась, что теперь не сможет работать с пухом – сразу всплывет в памяти проклятый «везучий» день. Но странно – день не всплывал, наоборот, он бледнел, терял яркость. Варя накладывала пушинки друг на друга затаив дыхание, чтобы не сдуть летучий материал, и чем сложнее вырастали узорчатые переплетения, тем более отдалялся отвратительный день…

– Ой, Робин, мы уже полчаса стоим тут и болтаем! – Варенька кокетливо взглянула на часики. – А я же ужасно спешу! К твоим родственникам, между прочим. Может, ты сам с ними справишься, если к мэру уже не торопишься?

Робин так стремительно вскинул руку с часами, что Варя сразу поверила – о планерке, или что там у них, он в самом деле забыл. Вот какое она производит впечатление! Есть еще порох в пороховницах!

– Павлик говорил, вы никак всем классом не соберетесь на посиделки – некогда всем, видите ли. А зря! Давайте в эти праздники соберемся, кто сможет. – Варя прекрасно прожила бы и без посиделок, просто приятно было осознавать, что Робин и теперь пойдет, куда она позовет. Это было ясно так же, как двадцать лет назад. – Хочется же пообщаться, правда?

– Правда, – честно ответил Робин. – Варь, спасибо! Гарольд так доволен. Тогда, в Переславле. Они оба. Я тебе позвонить хотел… Не получилось… А я с ними сам – пока никак. Язык не знаю. Предок сюда еще при Петре – аптекарь был. Это Гарольд написал. У него древо есть. Прислал по электронке. Какой тут язык – двести лет прошло. А в школе – сама помнишь… Я пойду? Ладно? Мы соберемся! Посидим! Пока ты здесь!

Последние фразы он договаривал уже на ходу, пятясь и все еще глядя на Варю, а Варя с удовлетворением прослушала такую длинную речь. Неужели и Робин видит какие-то свои картины счастья, где кружится метель из тополиного пуха, кудрявые облака, кудрявые деревья, кудрявая Варина головка?..