Рай, ад и мадемуазель - Гарольд Карлтон Страница 21

Кристофер несколько раз звонил Софи, но она либо не отвечала, либо делала вид, что занята.

— Я часто хожу в «Куполь» по вечерам, — сказал однажды. — Вдруг случайно встретимся…

Прозвучало это так холодно, что юноша не придал словам особого значения.

— Меня использовали «на одну ночь». Я ей не понравился, — с грустным вздохом пожаловался он Клаусу.

— И что? — пожал плечами тот.

— Я думал, мы полюбили друг друга, — нахмурился Кристофер.

— Только из-за отличного секса? — удивился фотограф.

— Не такого уж и отличного, — грустно ответил модельер. — Не для дамы. Все дело в ней! Софи старается казаться неприступной, но на самом деле она такая… ранимая. Ее хочется защищать.

— Мне она ранимой не кажется.

— Ты когда-нибудь влюблялся?

— Мне больше нравится потакать желаниям плоти.

— Значит, просто секс? — засмеялся британец.

Немец усмехнулся в ответ.

— Практика всегда полезна.

Клаус вернулся к изучению груды фотоснимков у себя на столе. Он рассматривал каждый в лупу и пастельным карандашом отмечал удачные.

Месье Гай понимал, что Моник стала швеей по собственной воле и отнюдь не из-за недостатка образования. Портной знал, что девушка боготворит красивую ткань и мир моды. Они, словно два профессиональных танцора, вдруг обнаружили, что великолепно работают в паре.

Моник старалась не придавать жестам и прикосновениям мастера большего значения, чем подсказывала логика. «И ничегошеньки они не значат, — заверяла она сама себя. — Он так со всеми общается». Теперь девушка чаще бывала в парадной части дома, помогала на примерках. Она с восторгом сопровождала начальника в зеркальные cabines и гордо подавала булавки или ножницы прежде, чем он попросит. Словно предугадывала желания портного.

Когда месье Гай говорил, что на выходных был с женой или дочерью, Моник испытывала уколы ревности. Она как-то мельком видела супругу начальника в ателье: симпатичная, невысокая, стройная, но ничем особо не примечательная. «Она не заслуживает такого мужчину, как месье Гай», — поймала себя на мысли Моник. Но кто дал ей право решать? Любить женатого совсем не в ее принципах.

За неделю на примерке у Кристофера побывала вереница пожилых клиенток. «Почему они все выбирают одежду для молодых и стройных, а потом упрашивают припустить рукава, удлинить юбку или вовсе заменить брюками?» — возмущенно думал юноша. Он скептически наблюдал за этими изменениями. Каждый вечер Клаус выслушивал жалобы соседа.

— Им не нужна мода, — говорил Кристофер. — Они пытаются уничтожить ее!

Клаус заглянул в свой винный бокал.

— Молодым девушкам уже не интересна дорогая одежда. Им нравится сидеть в потертых джинсах за рулем быстрой машины. Кутюр скоро придет конец. Не завидую тебе, дружище! Я-то, по крайней мере, смогу фотографировать хорошеньких дамочек.

— Эти старухи навсегда отобьют у меня желание заниматься модой, — решительно заявил «британский ангел».

— Нет, — покачал головой немец. — Мы пристрастились к моде и не сможем без нее.

Камилла Деланж все чаще болела и все позже приходила в студию. Вскоре она стала появляться лишь в полдень, и то на час. Ходили слухи, что глава дома собралась на пенсию. Кристофер часто мечтал, что займет ее место. Но в реальности для этого он недостаточно долго работал в «Деланж». Назначили нового дизайнера: бельгиец Жюль Кальер, около пятидесяти лет, последние десять работал дизайнером в «Сашерель», таком же старомодном доме. У Кристофера — новый босс.

Миниатюрный Жюль был о себе очень высокого мнения. Он постоянно изобретал новые способы насолить Кристоферу: распрыскивал вокруг его стола приторные духи «для вдохновения», весь день носил тонкие лайковые перчатки и постоянно жевал экзотические фрукты из «Фошон». А еще от бельгийца не отставала свита из восхищенных ассистенток, за спинами которых он прятался, словно в коконе.

— Он восхищается парижским домом «Бальма»! — с отвращением поведал Кристофер Саманте.