Через пять лет - Ребекка Серл Страница 21

В понедельник я сбегаю из офиса в семь вечера, за час до окончания рабочего дня, чтобы встретиться с Беллой в греческой таверне в Вест-Виллидже. В этой крошечной забегаловке готовят самые превосходные греческие блюда в городе. Мы облюбовали ее сразу же по приезде в Нью-Йорк, задолго до того, как я смогла позволить себе ходить в нее по поводу и без.

Все вернулось на круги своя, и Белла опаздывает на пятнадцать минут. Я заказываю ее любимую фасоль с чесноком в оливковом масле. Когда Белла прибывает, фасоль уже на столе.

Она написала мне утром: «Мы сто лет не виделись. Такое чувство, будто ты меня избегаешь» – и потребовала незамедлительной встречи.

Я редко ухожу с работы – если вообще ухожу – раньше времени. Столики в ресторанах мы с Дэвидом всегда заказываем на половину девятого или на девять вечера. Но сейчас всего лишь начало восьмого, на улице, можно сказать, разгар дня, а я сижу в таверне, предвкушая ужин. На такое способна только Белла. Только ей одной удается сбить меня с пути истинного.

– Ну и жарища, – фыркает она, присаживаясь за столик. На ней белое кружевное платье из парчи коллекции «Циммермана» и позолоченные плетеные босоножки. Ее волосы собраны в высокий пучок, а несколько выбившихся прядей волнистым водопадом ложатся на плечи.

– Душно, как в парилке. Здравствуй, лето, называется.

Я наклоняюсь и целую ее в щеку. Я взмокла в шелковой блузе и юбке-карандаше. Что поделать, в моем гардеробе нет летней одежды. По счастью, кондиционер в таверне включен на полную мощь.

– Как выходные? – спрашивает Белла. – Ты вообще, что ли, глаз не сомкнула?

– Не-а, – ухмыляюсь я.

– Вы только поглядите на нее, – картинно возмущается Белла, – она еще и улыбается!

– Как же мне не улыбаться, если мне это по душе? – Я зачерпываю ложкой фасоль и перекладываю к себе на тарелку. – Что слышно про ваш лофт?

Белла непонимающе хмурится, и вдруг лицо ее озаряется светом.

– А, ты про тот лофт! Я уже подумываю о других апартаментах. В Митпэкинге. Но там все словно с цепи сорвались. Уж и не знаю, осталось ли в этом районе хоть что-то приличное. Выбрать нечего. Все такое заурядное.

– Тебе разонравилась квартира в Дамбо?

– Не знаю, – пожимает она плечами. – Не уверена, что хочу жить там. Магазинов – один на весь район, да и зимой в этом лофте наверняка адова холодища. Широченные улицы, река под боком – брр. Какой-то необитаемый остров.

– Зато метро рядом. И вид из окна потрясающий. А сколько света, Белла. Представляешь, как здорово там рисовать!

– Погоди-ка, – подозрительно щурится Белла. – Тебе ведь лофт не понравился. Ты же на дыбы встала, когда я заикнулась, что собираюсь его приобрести.

Я машу рукой. Да что со мной творится? Слова выскакивают из меня помимо моей воли.

– Право, не знаю. Да и откуда мне знать? В последние несколько лет мой мир ограничен от силы десятью кварталами.

Белла перегибается через стол. Кривит губы в насмешливой улыбке.

– А ну признавайся, тебе этот лофт приглянулся, да?

Я задумываюсь. Голые, но по-своему прекрасные стены. Первозданный хаос, готовый вот-вот пробудиться к жизни. Мощь и умиротворение – все в одном.

– Нет, – твердо качаю я головой. – Ни капельки он мне не приглянулся. Развалюха развалюхой. Я просто играю в адвоката дьявола.

– Нет, он тебе приглянулся, – настырно повторяет Белла, скрещивая на груди руки.

Сама не понимаю, почему не пресекаю этот разговор на корню. Достаточно поддакнуть ей, согласиться, что лофт находится у черта на куличках и зимой в нем будет стоять невыносимый дубак, и покончить с ним раз и навсегда. Я все бы отдала, лишь бы она забыла про эти апартаменты. Чтобы они испарились, словно их и не было. Исчезнут они, исчезнет и тяготеющий надо мною злой рок.

– Нисколечки, – упрямлюсь я. – Дамбо у черта на рогах. И с лофтом этим придется изрядно помучиться. Так сказал Аарон.

Ничего подобного Аарон не говорил, но эта ложь – во спасение.

Белла открывает и молча закрывает рот.

– А как у вас с ним дела? – меняю я тему. – Все хорошо?

Белла вздыхает.

– Аарон сказал, вы там неплохо побалагурили. Он надеется, что произвел на тебя неплохое впечатление, и добавил: «Данни показалась мне такой милой». Умереть не встать.

– Эй, я бы попросила…

– Ты можешь показаться какой угодной, но «милой»… – Белла хмыкает. – Не, этого от тебя не дождешься.

Мысленно я тотчас возвращаюсь лет на двенадцать назад, в до нелепости дорогущий ночной клуб в районе Митпэкинга, перед входом которого зябнут две новоиспеченные жительницы Нью-Йорка: Белла и я. Что тогда было – поздняя осень, ранняя зима? – не знаю, помню только, как стою в коротеньком блестящем платье, одолженном Беллой, и у меня зуб на зуб не попадает от холода. Пальто мы тогда, разумеется, не носили – кто в двадцать лет надевает пальто, отправляясь в ночной клуб?

Белла охмуряет зазывалу-охранника по кличке то ли Зубр, то ли Бизон. Зубробизон из тех парней, которым льстит, когда девчонки-зажигалки вовсю строят ему глазки, и Белла как раз этим и занимается, упрашивая его пропустить в клуб ее подружку.

– Такую же, как ты? – плотоядно скалится он.

– Такую же, как она, – хохочет Белла, взмахивая гривой волос.

– Она? – тычет в меня пальцем Зубробизон.

Сказать, что он разочарован, значит не сказать ничего. Разумеется, кто может сравниться с Беллой! Она затмит любую. Все подруги Беллы обречены пребывать в ее тени. Раньше меня это задевало. Возможно, задевает и сейчас, но за последние годы мы как-то притерлись друг к другу, стали мягче и уступчивее, обрели гармонию. Но в тот вечер у входа в клуб до гармонии нам было далеко.

Белла привстает на цыпочках и что-то шепчет на ухо Зубробизону. Наверняка какую-нибудь белиберду типа: «Да ты что, она же принцесса! Королевских кровей. Пятая в очереди на трон Нидерландов. Одна из Вандербильтов».

Я всегда чувствовала себя дура дурой, когда Белла прибегала к подобным уловкам. В ту ночь в районе Митпэкинга я чувствую себя не лучше, однако молчу, словно воды в рот набрав. Ее дружба – мой бесценный дар. Мое молчание – ее заветное сокровище. Я вношу в ее жизнь покой и постоянство. Она в мою – веселье и краски. По-моему, справедливо. Никто не остается внакладе.