Гламуру вопреки - Карен Ямпольски Страница 20

В «Чики» о моих корнях не знал никто; тогда я считала, что так будет лучше. В моем понимании Джилл Уайт родилась в тот день, когда ее назначили на должность (точнее сказать, помазали в сан) главного редактора. Потому что «Чики» был для меня не просто работой — он стал моей жизнью.

Я обожала все, что было связано с этим журналом. Во времена «Доллара» требовался аншпуг, подъемный кран и трое борцов крупного телосложения, чтобы оторвать меня от постели поутру; сейчас же я специально вставала пораньше, лишь бы скорее примчаться в обветшалый офис «Чики» в Хеллс-Китчен.

Наш коллектив очень быстро пропитался духом товарищества. Каждый месяц в своей колонке, озаглавленной «Дневник Джилл», я выделяла нового работника. Я рассказывала, что Мария, наш редактор, в школе была чемпионкой по фехтованию, а теперь любит в свободное время гулять и играть с собаками из приютов. Или о том, что Скотт, редактор раздела музыки, входил в первоначальный состав группы «Beastie Boys». Эти заметки помогали превратить заурядные подписи к статьям в личностей, и теперь даже наши редакторы стали получать письма от поклонниц.

И все же, чтобы нарушать условности, нам порой приходилось сначала им следовать. К примеру, мы завели колонку «Как стать еще красивее», но вели ее несколько человек, включая одного трансвестита. Мы размещали рекламу продуктов, но высказывали свои непредвзятые мнения о них, например: «От этого скраба у меня все лицо покрылось мерзкой сыпью!» или «Моему парню ооооочень понравилась на вкус эта помада». Мы печатали на соседних страницах статьи с заголовками «Почему тебе нужно бойкотировать выпускной» и «Слово в защиту выпускных балов». А наши интервью со знаменитостями были веселы, честны и порою выставляли самих знаменитостей не в лучшем свете. «Звезды класса А» и просто примелькавшиеся личности никогда не привлекали нашего внимания.

Вскоре письма наших читательниц переняли тот доверительный тон, с которым к ним обращался наш журнал:

Дорогой «Чики»,

Я так рада, что вы показали, какая же дура и пустышка эта Келли Хайер-Бюрк. Когда я вижу ее по телевизору, меня просто тошнит. А когда она начинает проповедовать невинность (хотя сама уж точно давно с нею рассталась), я вообще захлебываюсь собственной желчью. Благодаря вашей статье стало ясно, что она одержима только шопингом и своим статусом. Это очень здорово, что вы вывели ее на чистую воду.

Карен, 17 лет, Рутерфорд, Нью-Джерси

Р. S. Джилл, прости, но тебе срочно нужно сменить прическу. Увидев твое фото в прошлом номере, я только покачала головой от стыда: у тебя же ужасно секутся волосы! Только ты не обижайся…

А от некоторых писем сердце обливалось кровью. Они лишний раз подтверждали, какую ответственность мы взяли на себя.

Дорогой «Чики»,

Я пыталась покончить с собой год назад, когда мой отчим начал регулярно меня насиловать. Выжив, я поняла, что мне стало еще труднее сносить это. Я уже подумывала о второй попытке, когда мне в руки попался ваш мартовский номер. Ваша статья «Не молчи!» помогла мне собраться с силами и поговорить об этом с мамой. И знаете что? Она его выгнала! Мы не видела его уже четыре месяца и очень сблизились друг с другом. Если бы не вы, мне бы никогда не хватило смелости рассказать об этом. Теперь я понимаю, что меня еще многое ожидает в жизни, а я собиралась лишиться всего этого из-за какого-то урода. Вы спасли мне жизнь.

Моника, 14 лет, Портленд, Орегон.

Когда мы подвели итоги и насчитали два миллиона читательниц, рекламодатели хлынули потоком. А поскольку штат «Чики» состоял в основном из молодых и небогатых публицистов, нам удалось, казалось бы, невозможное: в столь юном для издания возрасте журнал начал приносить реальную прибыль. От этого индустрия отмахнуться уже не могла. К нам стали прислушиваться.

Инсайдеры были предельно заинтригованы: как у нашего маленького, чудаковатого, не стеснявшегося в выражениях журнальчика получилось добиться успеха, не навязываясь рекламодателям? Мы получили премию ASME, самую престижную в мире журнального бизнеса. За этим последовала непрерывная череда вечеринок, презентаций и ток-шоу, а я даже удостоилась чести побывать на обложке «Тайм». Вскоре уже весь город жаждал узнать больше об этом «медиа-вундеркинде».

Пока жизнь моя столь стремительно менялась, я продолжала нуждаться в поддержке нашей маленькой «коммуны» на Джейн-стрит, чтобы не терять чувства реальности. Не знаю, всегда ли мне это удавалось, но когда коммуна начала неизбежно распадаться, мне показалось, что я срываюсь с якоря.

Я понимала, что мы не сможем прожить остаток взрослой жизни так, будто бы мы все еще в общежитии. И все же мне хотелось максимально продлить это ощущение. Разумеется, не у меня одной карьера шла в гору. Эскизы Жерара привлекали все больше внимания, а первый же показ стал настоящим хитом. Внезапно у него появились влиятельные покровители в мире моды. По мере роста спроса на его одежду у него оставалось все меньше времени для ночной жизни. Ему вскоре стало совсем тесно в имевшемся пространстве, и он оказался первым беглецом, прельстившимся личной квартирой, где можно было бы спокойно жить и работать. Мы взяли за привычку встречаться на неделе моды, но в остальное время уже не виделись так часто, как мне того хотелось. Мне действительно недоставало его сумасшедших прикидов, его остроумия и неподдельного умения веселиться.

Теперь, когда нас осталось трое, спальню имело смысл поделить между мной и Сарой, которая не только делала успехи в своем рекламном агентстве, но и завела серьезный, взрослый роман раньше нас всех. Чаще всего она оставалась на ночь у Тасо, так что «наша» комната превратилась, по большому счету, в мой укромный уголок. Следовательно, я увеличила свой вклад в арендную плату: я с легкостью могла себе это позволить, а Джо стало хоть немного легче.

Джо, к сожалению, по-прежнему не мог найти свою нишу. Финансы его таяли на глазах, а он все держался за должность ассистента в чахнущей студии звукозаписи. Казалось, кому-то придется умереть, прежде чем он наконец-то зашевелится. Музыкальный бизнес в целом переживал внезапный спад, работы не хватало. Я не виню его за то, что он огорчался по этому поводу. Это и впрямь было огорчительно.

Когда бы я ни возвращалась домой, я неизменно заставала Джо у телевизора с марихуановым дымом, валящим из ушей. Проводя время таким образом, он едва ли приближался к своей заветной мечте — собрать группу. И эта мечта тоже летела коту под хвост.

Я изо всех сил старалась подбодрить его, но сама судьба будто бы противилась этому. Однажды вечером я принесла целую пинту его любимого мороженого с шоколадной стружкой. Но дома меня отвлек телефонный звонок, и мороженое растаяло и изгадило мне всю сумку. В другой раз мы собирались поужинать в аляповатом мексиканском ресторане, но ужин пришлось отменить из-за аврала на работе: мы как раз сдавали номер. Потом я решила, что из депрессии его сможет вывести свидание, и сосватала ему одну из наших журналисток. Очередной провал. «В следующий раз будь добра, познакомь меня с человеком, который не является президентом твоего фан-клуба, — сказал он, вернувшись домой. — Она говорила только о тебе и не задала мне ни одного вопроса».