Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли Страница 20

Большинство из них сразу после смерти мужей спешно ушли в монастырь, но они, по крайней мере, хоть пожили с мужчинами. Они были святыми и все же, наверное, могли бы понять, почему то, что происходило у нас с Тимом в маленьком гостиничном номере, казалось таким естественным. Таким… ну… приятным, что ли. На самом деле, когда Тиму хотелось провести нашу встречу побыстрее, чтобы вернуться к своим лошадям или забрать откуда-то Долли, именно я старалась продлить наши сеансы любви. Интересно, а у тех благородных дам все было так же? Короли, их мужья, сбегали от них на какое-нибудь правительственное совещание, а они оставались в постели, готовые продолжать и продолжать?

Я подняла глаза на лик Божьей Матери Неустанной Помощи. Настоящая королева: золоченый контур, строгое лицо, на руках неестественно прямо сидит младенец Иисус несколько странной внешности. Икона греческая, нарисованная самим святым Лукой, как говорила нам сестра Рут Эйлин.

А затем молитва сама полилась из моих уст. «О Мария, прошу тебя, дай мне силы бросить Тима. Вот чего я хочу! Уйти от него. Прямо сейчас. Я так устала быть грешницей».

Но тут во мне заговорила злая фея: «Кому ты причиняешь всем этим вред?»

«Ну, есть же все-таки Долли», – ответила я.

Она расхохоталась.

А я все время лгу. Живу двойной жизнью.

«Послушай. Ты хорошо зарабатываешь, сама себе босс, и никогда у тебя не было работы лучше этой».

«Это верно».

После своей свадьбы с Джоном Ларни Роза ушла из студии, а я набрала персонал из трех девушек, которые делали выкройки по моим эскизам и шили образцы платьев. Я сидела в студии и рисовала, что-то мурлыкая себе под нос, а мой карандаш порхал над бумагой, вырисовывая юбки и блузки и добавляя всяческие оборки и перья.

Нужно сказать, когда я начала встречаться с Тимом, семье стало легче общаться со мной. Я продолжала жить у нас в Хиллоке. Если бы я сняла отдельную квартиру, как бабушка Майра, это вызвало бы пересуды, а мне было важно не провоцировать никаких подозрений. Мы, Келли, были далеко не единственной семьей в Бриджпорте, в которой стареющие братья и сестры жили вместе.

«Десять розариев!» – с ужасом подумала я. Буду читать их в трамвае, пообещала я Пресвятой Деве. Тут слишком тихо, но слишком много разных голосов.

Я встала и вдруг заметила пристроенный на ограждении алтаря ящичек с надписью «Прошения». Рядом лежала стопка листов бумаги и карандаш на нитке.

Прошения. Но что бы мне такого попросить? Я вспомнила, что у Сестер из школы Святого Ксавье было универсальное решение для этого. «Молись об особом желании», – говорили они. Вот я и написала на бумаге: «Особое желание», – после чего сунула ее в щель ящика. Я и сама не знала наверняка, чего хотела.

Уже выходя из церкви, я вспомнила еще об одном святом – Августине. «О Господи, очисти меня, но только не сейчас!» И на этом – аминь.

Той зимой я начала рисковать. Задерживалась с Тимом после работы, пропускала ужин, возвращалась домой в полночь.

А однажды, в январе 1911 года, придя домой ранним утром, я встретила Генриетту, которая дожидалась меня.

– Ты где была? – спросила она.

– Просто увлеклась, – ответила я, – задержалась в студии и потеряла чувство времени.

– Увлеклась? Так вот как это сейчас называется? Я видела, как ты выходила из автомобиля. Чей он? – напирала Генриетта.

– Ночной портье подбросил меня до дома.

На самом деле за рулем была я, а Тим в это время клевал носом на пассажирском сиденье. Я гордилась тем, что он научил меня водить машину.

– Как его имя?

– Мартин Смит. Он живет на юге, неподалеку от Пятьдесят пятой улицы. Ты его не знаешь.

Мне следовало бы придумать имя получше, но Генриетта все равно почти не слушала меня, а лишь скорбно качала головой.

– Ты испорченная. И всегда такой была. А теперь ты еще и позоришь нашу семью!

– Что?

Господи, неужели она все знает?

– А как еще? Являешься под утро, разъезжаешь по городу с каким-то ночным портье!

Слава богу, что она такой сноб.

– Генриетта, брось. Я иду спать.

– А я иду будить Майка, чтобы открыть ему глаза на то, кем его напыщенная сестричка является в действительности.

Я схватила ее за руку:

– Не смей и близко подходить к Майку, или я…

– Или ты что? – Она рассмеялась мне в лицо. Все, сейчас начнется истерика. Но нет. Она вдруг прекратила смеяться и улыбнулась. – Ты думаешь, что Майк мне не поверит. Но я добуду доказательства. Я давно знала, что ты что-то замышляешь. И я разоблачу тебя, Нони. Обязательно разоблачу.

С этими словами она отправилась досыпать.

Ох, ничего себе. Я не на шутку распалила ее. Господи Иисусе. Пресвятая Богородица. Помогите мне.

Но на следующее утро сестра не сказала мне ни слова, и я снова, как всегда по утрам, побежала на трамвай, чтобы успеть на работу. Только теперь Арчер-авеню была наводнена автомобилями. В основном – «Модель Т». Цены на них так упали, что рабочие парни могли позволить себе покупку машины. Майк утверждал, что человек, который их производит, Генри Форд, – ирландец, хотя сам Форд не слишком рекламировал свое происхождение. Да и на ирландский манер его фамилия должна была бы писаться не «Форд», а Forde. И все же Майк чувствовал какую-то связь с Фордом, покупая такой автомобиль. Надо сказать, он очень правильно сделал.

Майк и Эд с друзьями организовали нечто вроде клуба под названием «Ирландское товарищество», где обменивались историями успеха наших соотечественников. Все члены этого клуба прилично зарабатывали, причем не только на тавернах и в политике. Взять, к примеру, Джона М. Смита с его мебельным магазином, хоть Майк и говорит, что это позор, что тот стесняется своего имени Мерфи – так всем было бы понятно, что он ирландец. Сейчас у нас уже пруд пруди адвокатов и докторов, которые строят большие дома вдали от традиционных районов поселения эмигрантов. По мере продвижения ирландцев далее на юг, запад или север – в зависимости от того, в каком районе они начинали, в южном, западном или северном, – в городе появилась куча новых гражданских округов. Генриетта помалкивала, и я была благодарна ей за это. Я уже почти радовалась, когда наступал август и Тим уезжал в Саратогу.

По воскресеньям Майк возил нас на своей машине на прогулку. Генриетта взбиралась на переднее сиденье «Модели Т» рядом с ним, а мы с Мартом, Энни и детьми Генриетты устраивались сзади. Ехали по бульварам, которые соединяли городские парки. Генриетта больше всего любила бульвар Гарфилд. Она знала, кому принадлежит тут каждый дом.

Сентябрь, 1911

Мы ехали на воскресную прогулку по бульвару Гарфилд, чтобы посмотреть на новые красивые дома к югу от Бриджпорта.

– Взгляните, этот дом построил сын миссис О’Лири, – авторитетно заявила Генриетта.