На фиг нужен! - Татьяна Булатова Страница 20

– Я! – с готовностью выпалил Олег и чуть не расплакался от вставшей комком в горле жалости.

– Да с какой стати?! – изумилась Яна, в принципе, расстроенная этим фактом, но не настолько, чтобы испытывать угрызения совести, а уж тем более убиваться. Она никогда не любила детей, за исключением собственного сына, и всегда честно признавалась в этом. «Я тоже», – обычно вторил ей Скворцов, но сегодня весь вид его говорил об обратном. – А что ты так расстраиваешься-то? – полюбопытствовала тем временем Яна и обмерла, когда услышала ответ:

– Потому что я бы хотел этого ребенка.

– А я нет, – моментально среагировала она и отвернулась: слова Олега застали ее врасплох. Яна ожидала другой реакции, примерно такой же, как у мужа: «Поступай как знаешь. Хочешь – оставляй. Не хочешь – не оставляй». – «А ты?» – желая разделить ответственность за свое решение, уточнила она у него и услышала в ответ обидное: «Мне все равно».

– Пожалуйста, – обнимая, потребовал от Яны Скворцов. – Никогда ничего не предпринимай, не посоветовавшись.

– С какой стати?! – тут же возмутилась она и безуспешно попыталась высвободиться из скворцовских объятий. – Ты мне не муж.

– Не муж, – тут же согласился Олег и добавил: – Но мог бы им быть. И пожалуйста, никогда не говори мне это дурацкое «с какой стати». С такой! Для меня это важно. Все важно.

– Это глупости! – Яна еще пыталась с ним спорить, а сама между тем почти теряла сознание от этой головокружительной близости и чувствовала, что вот еще секунда, и ее, отдельной от Скворцова, больше не останется, так и растворится в нем, разольется, как кровь, по его венам.

Эти первые пять лет после десятилетнего перерыва секс между ними был тяжел и агрессивен: животная страсть, по нескольку раз за встречу, до болевых ощущений и полного изнеможения. И все равно было мало, и Скворцов умолял Яну остаться на ночь, но та категорически отказывалась и рвалась домой, хотя знала, что через несколько часов пожалеет, что уехала рано, и будет томиться среди домашних и все время ловить себя на мысли, что муж как-то странно смотрит, и сын тоже, хотя он-то о чем может догадываться?! Для того чтобы не находиться в их поле зрения постоянно, Яна то и дело будет уходить в ванную и по полчаса стоять там под душем, переключая рычаги: холодная – горячая, холодная – горячая. И всякий раз по возвращении из ванной супруг будет взирать на нее с плотоядной улыбкой, наивно полагая, что вся эта чистота для него. А на самом деле – не для него, а для того, чтобы смыть этот запах, эти ощущения, эту предательскую памятливость кожи, когда всякое чужое прикосновение вызывает тошноту, но ты должна не подавать виду и отзываться на все призывы, даже если они невыносимо дурацкие, совершенно нетерпимые и болит все, и нельзя пошевелить ни рукой, ни ногой, а надо-надо-надо-надо… «Голова болит», – пыталась увильнуть от выполнения супружеских обязанностей Яна, но тщетно. «Еще один раз – и пройдет», – обещал ей супруг, и той не оставалось ничего другого, как стиснуть зубы и согласиться.

– Я больше так не могу, – однажды взмолилась она и предложила Олегу: – Давай расстанемся.

– Почему?

– Потому что я после тебя болею. Я потом месяц восстанавливаюсь. Месяц собираюсь, месяц восстанавливаюсь. Каждая встреча отнимает у меня два месяца полноценной жизни. Подсчитай, сколько за год?

– Четыре. Не так уж много. Если сложить все вместе за несколько лет, то от силы два года. Мне кажется, это невысокая цена за десять украденных лет жизни.

– У меня не было никакой украденной жизни, – запротестовала Яна. – У меня все было хорошо, все было спокойно, пока не появился ты. И вот теперь все разваливается на глазах.

– Я тебе не верю, – голос Олега стал жестким. – Я не верю ни одному твоему слову про то, как тебе было хорошо в браке до тех пор, пока не появился я. Так не бывает. Если между мужем и женой действительно все хорошо, они не изменяют друг другу. В принципе! Нет нужды.

– Правда?! – снова зазвучала эта ненавистная для Скворцова саркастическая интонация надуманного превосходства.

– Правда, – с готовностью произнес он и больше не проронил ни слова.

Яна тоже какое-то время помолчала, а потом, видимо, оскорбилась и ехидно уточнила:

– А ты уверен, что можешь разговаривать со мной в таком тоне?

– Уверен, – подтвердил Олег и услышал в ответ:

– Хорошо. Я об этом подумаю.

Года два они не встречались, благо дело и поводов для случайного столкновения не было. В городах жили разных: он – в Братске, она – в Старгороде, часа четыре езды, не меньше. Ревельск – где-то посередине… Только теперь туда Яна не поедет: ни за что, ни за какие коврижки! «Уж если рубить хвост, то разом», – здраво рассудила она и сосредоточилась на том, что двойная жизнь ни к чему хорошему не привела. Как из рога изобилия посыпались испытания, одно страшнее другого: то сын заболеет, то муж, то родители. «В наказание», – паниковала Яна и каждую неприятность рассматривала как кару небесную.

– Это неправильно, – предостерегала ее подруга и с грустью наблюдала за тем, с каким остервенением принимала Яна вину на себя и, словно юродивая, была готова нести добровольно надетые вериги по жизни.

– Может быть, дальше станет легче, – не переставала надеяться Яна, но легче не становилось. Наоборот, тоска основательно поселилась в ее доме на правах постоянного жильца, чуть ли не главного квартиросъемщика.

– Ты никогда ничего не хочешь, – упрекал ее муж. – Куда бы нас ни пригласили, складывается впечатление, что ты отбываешь повинность и мучаешься рядом с людьми.

– Что тебя не устраивает, Владимиров? – лениво огрызалась Яна и, думая о том, как же с этим справляется Олег, приводила в свою защиту неоспоримые доводы: – У тебя рубашки выглажены? Обед сварен? В доме порядок?.. Чего тебе не хватает?

– Внимания, – емко выражал суть претензии супруг и вопросительно смотрел на жену: «Мол, что скажешь?»

– Фигня все это! – не раздумывая, набрасывалась на него Яна и чеканно проговаривала: – Я – хорошая мать. И не самая плохая жена. А то, что у меня, как и у любой женщины, могут быть не самые лучшие дни в жизни, так это абсолютно естественно.

– По моим ощущениям, «не лучшие дни» в твоей жизни приобрели хронический характер. А может быть, это называется очень просто? Разлюбила? Охладела?

– Устала, – снижала обороты Яна и буквально прикусывала язык, чтобы не выпалить: «И не любила, и не желала, и не хочу…»

Это «не хочу» в придачу с «голова болит», «плохо себя чувствую» звенело у Владимирова в ушах постоянно, вплоть до того, что он вообще начал подозревать жену в патологической холодности и по неграмотности связывал это с ранним климаксом.

– Когда он наступает? Не около сорока?

– У кого как… – уходила от ответа Яна, попутно размышляя над тем, а не упростить ли себе жизнь, подыграв мужу.

– Уходят лучшие годы жизни, – все время попрекал жену Владимиров, и чувство вины в Яне становилось все сильнее. – Объясни мне, в чем смысл нашего брака? Мы не спим вместе, я постоянно испытываю дефицит заботы и тепла. И это при том, что многие люди моего возраста заводят новые семьи, рожают детей…