Путешествие дилетантки - Ирина Карпинос Страница 20

Маргоша – это кошка, считающая себя хозяйкой нашей квартиры и пупом Вселенной. Аська называет ее «мелкая», но эта мелкая ощущает свое жизненное пространство по-крупному. Философский вопрос, которым Маргоша периодически томится: «Есть ли жизнь в подъезде?» Она уверена, что предназначение обитателей квартиры – служить королеве Марго верой и правдой. Поэтому больше всего на свете не любит, когда кто-либо из ее подданых уходит, а тем паче уезжает из дома.

Между тем, четвертый съемочный день все-таки наступил. Начался он с пляжного ресторанчика, исполняющего роль питерского кабачка «Ливерпуль». Саша Анчарова и Леша Волков расставались в этом кабачке навсегда. Процесс прощания завершался под музыку битлов. Мы с хирургом не спеша пили пиво. Недоеденные на прошлой съемке вишни слегка омывались накрапывающим дождем.

– Ты добрый, ты официанток вишнями кормишь, – подавала я наиболее удачные реплики из своего сценария.

– Да уж… Хорошо сидим, – не слишком впопад отвечал уставший после операции хирург.

По команде Альбины он клал левую ладонь на мою правую кисть. С вишней во рту я медленно извлекала свою руку и уходила из «Ливерпуля» под душераздирающее «Yestoday». Пляжники окружали нас плотным кольцом и, не обращая внимания на усиливающийся дождь, старательно аплодировали.

А потом через весь город мы мчались на фургоне в Феофанию. В тамошней гостинице были намечены съемки двух отельчиков. На первом этаже, невзирая на обеденное время, вовсю пела и плясала типично советская свадьба. Гостиница, судя по всему, ничуть не изменилась с застойно-застольных времен. Открыв дверь в одно из арендованных помещений, мы увидели скучную до зевоты казенную мебель совковой эпохи. В красном углу дышал на ладан черно-белый телевизор с потрескивающим и подрагивающим, но что-то еще показывающим экраном.

– Здесь будем снимать, как Саша, Волков и его администратор втроем смотрят телевизор в люблинской гостинице, – не терпящим возражений тоном сказала режиссер Беляк.

В жизни данная ситуация приключилась пару лет назад во Львове, у меня в сценарии Львов был заменен на Краков, в кино же место действия перемещалось в Люблин, а снималось в киевской Феофании. Я, хирург и продюсер Ванциферов сели за длинный казенный стол и вперили взоры в черно-белый ящик.

– Мальчики, притащите в кадр какой-нибудь уродливый кактус, – приказал оператор своим ассистентам.

Два брата-студента умчались на поиски. Вскоре они приволокли огромную кадку с полузасохшим фаллосообразным деревцем в центре. Оператор водрузил «кактус» на чахлый телевизор и довольно заулыбался. Иллюзия советского профилактория была излишней в этом эпизоде, но уж больно колоритно смотрелась кадка на черно-белом мигающем ящике-инвалиде.

Администратор Гоша в исполнении продюсера Ванциферова встал из-за стола и, обращаясь к Волкову, сказал:

– Ну что, Палыч, я пошел, а вы тут сами разбирайтесь.

– Иди, Гоша, иди, мы разберемся.

И, повернувшись ко мне, хирург добавил:

– Будем ложиться спать или глазки строить?

– Я собираюсь смотреть телевизор, причем до утра, – строго ответила Саша, то есть я, с трудом сдерживая подступающий к горлу смех.

Хирург, он же Волков, выключил телевизор, и сцена завершилась многозначительным затемнением.

В той же Феофании, но в других номерах мы сняли Тернополь. Саша заходит к Волкову в люкс, где он лежит в состоянии крайнего неудовольствия. Его раздражает интерьер, и больше всего – две сдвинутые кровати, заправленные солдатскими одеялами.

– Сыграйте мне ссору, – сказала Альбина.