Случайная жизнь - Лидия Лукьяненко Страница 20

– Я не хочу приводить ее сюда, – сверкнул на него глазами приятель.

– Никита, ты как ребенок! И потом, я же не знал… – виновато развел руками Денис. – Да это и было всего раз! Давным-давно! И неправда! – по фразе бросал он, косясь на собирающегося друга. – Никита! Если бы я знал…

– Ладно. Проехали. – Никита уже стоял с сумкой в руках. – Мне пора. Прилетим – позвоню.

– Учти, Ницца – город дорогой.

– Ничего. Я богатый.

Город на склонах бухты Ангелов встретил их ярким солнцем и безоблачным небом. С набережной открывался потрясающий вид Лазурного Берега. Они сняли небольшой номер в отеле рядом с набережной. Это было действительно очень дорого, но Никита рассчитал, что на три дня может себе позволить такие расходы. К намеченному сроку Насте следовало вернуться к работе. Они немного передохнули и отправились на прогулку по вечерней Ницце. Солнце медленно садилось в море. Они сразу пошли на пляж с крупной галькой. Вода в море была чистой-чистой, но идти босиком по большим гладким камням было трудно, и, сделав в море несколько шагов, они тут же ложились на воду и плыли, легко рассекая ровную гладь воды. У Насти в глазах светился детский восторг. Ей нравилось все, абсолютно все: высокое синее небо, соленый вкус Средиземного моря, аллея пальм вдоль набережной и он, Никита. Он тоже нравился ей. Здесь, под медленно темнеющим небом Ниццы, она наконец-то смотрела на него так, как ему всегда хотелось. Ее улыбка адресовалась только ему, ее полузакрытые от удовольствия глаза, когда она нежилась в теплых волнах моря, искали только его. Он держал ее в объятиях, и ее длинные волосы, как морские водоросли, плыли по воде, создавая сияющий нимб вокруг ее головы. Она казалась невесомой, словно была рождена неземным существом, не из плоти и крови, словно ангел, нашедший свою бухту, словно волна, легко набегающая на камни.

После купания они долго сидели на теплых камнях у кромки воды. А когда наступала звездная ночь, ужинали в одном из многочисленных ресторанов под открытым небом, пили белое итальянское вино, ели лобстеров и все время смеялись. Смеялись от счастья, оттого, что они молоды, влюблены, праздны и свободны. Оттого, что они в Ницце, самом удивительном и прекрасном городе Лазурного Берега.

Этот полуфранцузский-полуитальянский город не уставал их восхищать. По утрам, когда было еще не слишком жарко, они бродили по его улицам, любовались старинными храмами и памятниками. Днем становилось слишком знойно, и тогда они отправлялись к морю. Половину дня они проводили на пляже, половину – в гостиничном номере. А по вечерам выходили на набережную. Высокие пальмы подсвечивались снизу прожекторами и в синеве южной ночи казались золотыми. Их гулянье после ужина заканчивалось далеко за полночь. Никита больше всего любил эти ночные часы вдвоем, когда они рука об руку шли вдоль линии моря, разглядывая сверкающие огни модных прибрежных городков. Настя не выказывала желания их посетить. А Никите и подавно они были не нужны. Все эти красоты были лишь фоном, на котором расцветала их любовь. Они часами сидели на набережной и смотрели вдаль, туда, где гладкая бесконечность воды соприкасалась с огромным звездным небом. Никите нравилось молчать с Настей, и улыбаться на ее смех, и отшучиваться в ответ на ее наивные вопросы.

Поначалу она словно онемела от детского восторга, который охватил ее с первого шага на Лазурный Берег. На второй день стала беззаботно весела. Радовалась каждому подарку: шляпе, бусам, букетику цветов… В последний день на нее нашла необычайная разговорчивость. Она все время говорила что-то – то малозначительное, то важное, смеялась над собственными словами и заставляла Никиту рассказывать истории из его жизни. Не касалась она только недавних событий – подробностей своего пребывания в Милане и жизни в Париже. И он, догадываясь, что эта тема не улучшит ей настроения, тоже не затрагивал ее. Не от хорошей жизни она улетела в Милан, а потом оттуда. Все, что касалось ее недавнего прошлого, включая Дениса, уже не трогало его. Вернее, почти не трогало. Денис и Настя не придавали сексу такого серьезного значения, как он. В богемной среде провести с кем-то ночь, вероятно, то же самое, что выпить с ним кофе. Глупо было бы постоянно из-за этого огорчаться.

Если бы Никита мог, он бы навсегда отгородил Настю от такой жизни. Но у него не было на нее никаких прав. И только здесь он на какое-то время почувствовал себя причастным к ее жизни. Она просыпалась вместе с ним. Ее лицо он видел, едва открыв глаза. Ее дыхание касалось его по ночам. Она терпеливо ждала по утрам, пока он побреется. Доверяла ему определить маршрут очередной прогулки, при заказе в ресторане полагалась на его вкус в выборе блюд и вина. Она не спорила с ним, не грубила, как прежде. Была покорна и мила, но это и настораживало. Почему она не язвит, не вспыхивает, как раньше? Неужели из-за того, что он тратит на нее деньги? Такое объяснение ее покладистости было ему глубоко неприятно, и он с отвращением гнал эту мысль.

С одной стороны, это было именно то, чего он всегда хотел от нее. А с другой, это была уже не совсем Настя. И иногда ему даже хотелось спровоцировать ее недовольство.

Он перестал бояться расспрашивать ее о прошлом. Сначала о семье. Так он узнал об одинокой сельской учительнице, у которой совсем молодым умер муж. Дочь она растила сама. Часто болела. Жили от зарплаты до зарплаты. Подработать было негде, за репетиторство тогда денег никто не давал. Мама Насти занималась с учениками бесплатно, но иногда подрабатывала тем, что писала курсовые и дипломы заочникам. Платили за этот труд мало, чаще рассчитывались деревенскими продуктами – яйцами, мясом, медом. Она сама шила дочке одежду, часто из собственной, вязала свитера, носки и шапки. С пальто и обувью была беда – сам не смастеришь. Одну пару сапог Настя носила по три года. Брали с запасом. Первый год обувь была большой и болталась, несмотря на три пары носков. Второй – уже впору, но после годичной носки сапоги не имели вида. На третий год пальцы уже упирались в носок и Насте казалось, что ее постоянно пытают испанским сапогом, как Эсмеральду.

В институт она поступила легко и училась без усилий. Закончила с красным дипломом. Уже с первого курса подрабатывала. Сначала секретарем в суде, потом помощником юриста. На старших курсах ее взяли в коммерческую структуру, там же она и проработала два года после окончания института. Профессия юриста оказалась не по ней. Настя бросила юриспруденцию и стала искать себя на другом поприще. Так она попала сначала в стриптиз-клуб, потом в модельное агентство…

Настя отвечала на его вопросы, но коротко, без подробностей. Мама умерла четыре года назад. Им была выделена в селе половина дома, но это не их собственность, а колхозная, теперь там живет семья другой учительницы. А у нее нет ни дома, ни родины, ни родных – только сегодняшний день.

– А планы на будущее? – спросил Никита, обеспокоенный таким поворотом в их разговоре.

– Какие планы? – усмехнулась Настя и посмотрела на него, как взрослые смотрят на детей, задавших глупый вопрос.

Никита растерялся:

– Но ты же хочешь чего-то достичь, к чему-то стремишься…

– Если ты имеешь в виду мои фото на обложке журналов, то пожалуй. Но я занимаюсь этим не из желания преуспеть, а больше из-за денег. Как еще я могу заработать со своими данными и ужасным французским? Но если бы я была богата, то ничего бы не делала, а просто жила. В каком-нибудь красивом месте. Может быть, даже здесь, в Ницце.