Дьявол в сердце - Анник Жей Страница 20

— Я прихожу к тем, кто этого хочет, — прошептал он. — Если вы захотите поговорить, меня зовут Люк Вейсс, звоните мне по номеру 24–32 в любой день, кроме вторника.

Если бы не выразительные черные глаза, этот тип был бы никем. Он мог быть всеми мужчинами одновременно и каждым мужчиной в отдельности. Плащ мешковат. Джинсы чересчур поношенные. Зачем мне звонить ему по номеру 24–32 (кроме вторника), если мне понадобится с кем — то поговорить? Кто он: врач-реаниматолог, психолог, сиделка, санитар, медбрат, диетолог или просто скаут с добрым сердцем? В Вильжюифе либо ты больной, либо белый халат — третьего не дано. Любопытство к окружающим уменьшалось, как шагреневая кожа. Был отряд родственников с цветами — они делали дежурное доброе дело, и отряд профи — они осматривали вас, прежде чем отправиться на поиски новых приключений.

Незнакомец был ни стар ни молод, ему было что-то в районе сорока. Он перестал улыбаться.

— Хотите, я подниму шторы?

Я покачала головой. Когда вы больны, то кто угодно может усесться в вашей палате.

— Мужайтесь, — повторил он.

Больница, как и тюрьма, — место бесцельных прогулок.

Мужайтесь, а что он знал об этом? Под стать глазам в нем все было темным и строгим, даже голос. Этот тип был вежливым и занудным. Он вздохнул, его взгляд скрыли бледные веки. У него были густые, как мазки Пикассо, ресницы. Он открыл глаза и снова улыбнулся.

— Хотите, я включу ночник? — не отступал он.

Мое молчание явно его обескуражило. А я из-за него пропустила обзор прессы на «Франс-Интер» и пропущу его на «Европе-1».

Незнакомец поднялся и направился к двери.

В коридоре раздались голоса старшей медсестры и врачей. Начинался утренний обход — привет, властелины! Мужчина поднял воротник плаща. На черном что-то блеснуло. Крест! Я уставилась на него с раскрытым ртом.

Мой гость — кюре? А где же сутана, молитвослов и вечные проповеди? Кто просил его прийти? Разве мои дела так плохи? А может, нарочно не касаясь темы, он хотел обратить меня в веру, совершить помазание? Брюнет повернулся ко мне лицом. Его крест был теперь отлично виден.

— Я вас видел в воскресенье во время мессы. Вам следовало войти. Ведь уйти всегда можно, особенно если я вас чем-то отпугиваю.

Священник разочарованно смотрел на меня.

— Бог вас любит, — почти шепотом добавил он.

— А что бы со мной было, если б он меня не любил?

Мой крик ничуть его не задел. Он на секунду замер.

— Чтобы принять мудрость Бога, надо смириться с любыми испытаниями, как это делал Иов, даже если вы не ведаете причины бед. Но это трудно, когда столько страдаешь, — пробормотал он.

До меня донеслись голоса врачей.

Мне показалось, он хочет добавить что-то еще.

— Всего хорошего, — сказал он в дверях.

Я видела плечи, плащ, крест, потом ничего.

Не знаю почему, я вспомнила один рисунок Милле, который Франк очень любил. На нем было изображение крестьянина со спины.

«Только очень великие мастера могут передать характер человека, лица которого не видно», — объяснял мне Мериньяк как-то воскресным вечером на бульваре Сюше.