Happy End для девчонок - Евгения Ярцева Страница 20

Все же отзвуки происходившего где-то там, в суетной городской жизни, предательски до меня долетали. Как-то в субботу, когда мама с папой пили чай на террасе, моих ушей достигли мамины слова:

– Свадьбы играют осенью…

Она беззаботно рассказывала папе, откуда пошла традиция назначать свадьбы на осень. Мол, весной и летом крестьяне, не разгибаясь, работали в поле, а осенью, после сбора урожая, работы убавлялось, а денег – наоборот. Самое время сыграть свадьбу.

На другой день мама завела со мной осторожную беседу. Намекнула, что в нашей жизни грядут кое-какие перемены, о которых она должна мне рассказать…

– Не надо, пожалуйста! – вырвалось у меня. – Не рассказывай мне ничего! – едва сдержав слезы, я метнулась прочь.

И мама отказалась от попыток поставить меня в известность о происходящем. Только вечером, перед самым отъездом, обронила невзначай:

– Ты еще не собираешься в город? Катя все время о тебе спрашивает, она соскучилась… Просила передать, что ей очень нужно с тобой поговорить… Да и учебный год скоро. У вас ведь будет собрание курса перед первым сентября?

Да, на носу был учебный год. Второй курс. Намечается ли у нас собрание, я не знала. Отлученная по собственному желанию от Интернета и телефона, ни с кем не списывалась и не созванивалась.

Первые дуновения зимы дали знать о себе двадцать пятого августа. Поутру трава, полегшая и пожухшая, побелела, точно на ней густо выступила соль, – как на сапогах, намокших от городского снега. Трава пружинила и хрустела под ногами, таким плотным и сухим был покрывавший ее иней. Изо рта шел пар. Листья смородины за ночь побледнели, будто вылиняли. Какие-то бойкие птицы, наверное, перелетные, чей путь лежал в теплые страны, гомонили на вишнях, обклевывая последние сморщенные ягоды. И я поняла, что мне тоже пора возвращаться. Что пора проститься с монотонной дачной жизнью, в которую я погрузилась, как на дно реки. Вынырнуть на поверхность, встретиться со знакомыми, вспомнить, что такое метро и автобусы, телевизор и Интернет. И зайти в группу нашего института ВКонтакте, где старосты выкладывают новости…

В город я приехала поздно вечером, чтобы как можно дальше отодвинуть грозивший мне разговор с сестрой. Бережно, будто от этого зависела чья-то жизнь, повернула в замке ключ. Ступила в прихожую не дыша. Мне повезло: в коридоре было темно, ни в одной из комнат не горел свет. Все уже уснули. На цыпочках прокралась я по коридору к своей комнате, нажала на дверную ручку, стараясь, чтобы та не скрипнула, и поскорей заперлась на ключ.

Оттянуть неизбежный разговор, мысль о котором ввергала меня в панику, удалось до вечера следующего дня.

Дома я чувствовала себя как амфибия, притерпевшаяся к исключительно водной жизни и внезапно выброшенная на сушу. Заново училась дышать воздухом нашей квартиры. Не заходила на кухню, чтобы не нахлынули ненужные воспоминания. Сидела тише воды, ниже травы, лелея надежду, что никто не вспомнит о моем существовании. С мамой этот номер не прошел: она распахнула дверь в комнату, посмотрела на меня с легким укором и протянула тарелку, полную еды.

В то время как я вяло ковыряла вилкой в тарелке с мясом, картошкой и салатом, кто-то поскребся в мою дверь. Нерешительно и трусливо, как мышь.

– Открыто, – сказала я обреченно.

Сестра зашла в комнату съежившись, чуть ли не на полусогнутых ногах, будто добрый десяток лет спустя исполнила мою просьбу и теперь намеревалась подменить меня на контрольной по русскому.

Пришибленная походка никак не вязалась с ее праздничным обликом: новое платье нежного фисташкового оттенка, нефритовый кулон на шее, такие же серьги и колечко – все из маминых фамильных запасов; прическа как у кинозвезды, аромат французских духов, лодочки на высоком каблуке. Сестра была сногсшибательно красива…

Она несмело взяла меня за обе руки.

– Ты ведь знаешь, что я… в-выхожу замуж? – спросила она с запинкой. – Мы вчера заявление подали…

Я давно ждала этих слов. Но сердце все равно ухнуло в пропасть. Голову изнутри затопило чем-то горячим, глаза на несколько секунд перестали видеть.

– Я перед тобой виновата, – продолжала сестра. – Очень-очень виновата. Я этого не хотела, видит бог… Прости меня, если можешь.

– Да в чем ты виновата, – я устало пожала плечами. – Не понимаю…

А она говорила и говорила, опустив глаза, то и дело упоминая про свою вину. Говорила о своих чувствах, как они ее напрягали, какими были неожиданными и неуместными, как они смазали ей всю картину мира и вообще пустили ее под откос. О том, что полноценное впечатление о человеке порой действительно формируется за две-три секунды, что казавшееся ей прежде поверхностным обрело для нее новый смысл. Что через призму внешнего облика мы улавливаем внутренние качества и мгновенно распознаем в человеке родственную душу, с которой были неразрывно связаны в прошлой жизни. И если в этой жизни неосознанно тосковали по своей половинке, о которой сохранили смутное воспоминание, то, случайно повстречавшись с ней, мигом ее узнаем. Что это истинное чудо – среди семи миллиардов жителей земли наткнуться именно на того, кто предназначен тебе самим Небом. Что она никогда не относила себя к числу людей, способных посягнуть на кавалера родной сестры. Что она просит, если мне это не слишком трудно, посидеть со всеми за столом, поскольку на сегодня намечено скромное семейное торжество, что-то вроде помолвки, и гости – парочка родственников и несколько друзей-знакомых – вот-вот придут. Но если я откажусь, она не обидится, так как понимает, насколько передо мной виновата… Я слушала звук ее голоса, почти не вникая в слова, не в силах осознать их смысл. О какой вине она постоянно талдычит?.. До моего сознания дошли только последние слова:

– В общем, права оказалась ты, а не я, – сестра жалобно вскинула на меня глаза. – Твоя мечта сбылась. Это была любовь с первого взгляда… Я ничего не могла с этим поделать…

Постойте-постойте. Получается какая-то ерунда. При чем тут любовь с первого взгляда?

Не успела я толком удивиться, как в дверь позвонили.