Клуб грязных девчонок - Алиса Валдес-Родригес Страница 20

– Консуэло – вот еще что. Как ты можешь эксплуатировать такую женщину?

– Какую?

– Латиноамериканку.

– Господи, мне пора.

– Отлично. Только передай своей риэлтерше, чтобы больше не звонила сюда. Я устал с ней разговаривать. Меня от нее тошнит.

– Она не может звонить сюда. Ты же обещал помочь мне.

– Я не хочу шикарный особняк. Он мне не нужен. Ненавижу таких людей. Ты совсем не та, какой была когда-то.

Кровь зашумела у меня в ушах, я слышала удары своего сердца.

– Так какой же я была тогда? – прошептала я, повернувшись спиной к закрытой двери кабинета.

– Земной.

– Земной?

– Именно. Как мать-земля.

– Я вешаю трубку, Брэд.

– Давай. Пока.

Но я не повесила. И он тоже. Мы слушали дыхание друг друга, и я старалась не расплакаться. А потом сказала:

– Зачем ты это делаешь?

– До свидания, Ребекка. Щелк. Телефон разъединился. Земная?

Я посмотрела на другие наши старые снимки. На фотографиях я выглядела легкомысленной и возбужденной. Тогда мы еще знали друг друга недолго, но, признаюсь, меня будоражили деньги Брэда. Они притягивали меня сильнее, чем его светлые волосы и миловидное лицо. На одном снимке он положил мне голову на плечо. Для этого ему пришлось согнуться, потому что Брэд гораздо выше меня. И теперь я заметила то, что ускользало от меня раньше, – Брэд словно молился.

С его родителями я так и не познакомилась. А с сестрой занималась танцами, покупала одежду на Ньюберри-стрит и как-то однажды, затолкав в сумки сандвичи, отправилась в Музей Изабеллы Стюарт Гарднер [68]. Я надеялась, что родители Брэда захотят узнать меня. Как я могла догадаться, что они будут так презирать меня, что начнут ограничивать сына в средствах? Это было выше моего разумения. Я месяцами старалась завоевать их доверие письмами и подарками. Даже звонил мой отец – приглашал к нам на ранчо в Тручас, пусть они убедятся, что мы не иммигранты и наш род обосновался в Нью-Мексико много поколений назад. Потом он рассказал мне, что мать Брэда ответила ему, будто у них нет никакого желания ехать в Мексику. Неужели такие богатые люди бывают настолько невежественными?

Когда я поведала об этом Брэду, он сжал кулаки и заметил, что все это бесполезно. А потом признался, что, сколько бы ни было денег у его родителей, они так и не купили компьютер, а из книг в их доме есть только те, которые приобрел он. А до этого не было никаких. Даже поваренной. Вообще никаких.

– Они идиоты, Ребекка, – добавил он.

Я просила Брэда не отзываться так о его родителях. Меня в детстве научили уважать старших. Но у него на их счет пунктик. Я позвонила им и оставила на автоответчике сообщение: объяснила, что Нью-Мексико – это штат, что сама я из рода успешных политиков и бизнесменов, что наш род ведет начало от испанских монархов и мои предки – выходцы из Андалузии, области неподалеку от Франции, где проживают исключительно белые.

Никакого ответа. Все шло к тому, что Брэда могли исключить из завещания. Так сказала мне его сестра.

Я отрицаю, что погналась за златом, когда меня обвиняют в этом подруги, но буду честна перед собой: не будь Брэд сыном миллионера, я бы не вышла за него замуж. Я закрыла глаза и сосредоточилась. Теперь мне уже казалось, что я не любила его. А может быть, не любила никогда.

10.00 утра – я собралась идти на встречу вместе с Келли, но по пути меня остановила помощница и протянула мне оранжевый квадратик для заметок.

– Андре Картье, – сообщила она, изогнув бровь. Сомневаюсь, что она сделала это нарочно, но у нее так вышло. Не берусь утверждать, что означала ее мимика, однако мне показалось, что помощница намекала, будто у меня с ним что-то есть, или на то, что Андре – очень привлекательный мужчина. Люди плохо управляют мышцами лица, и, если их не тренировать, они выдают наши чувства. Это называется «микроэкспрессия». Политики и лгуны мирового класса ею не страдают. Например, у Билла Клинтона нет ничего подобного. У него всегда именно такое лицо, каким он хочет, чтобы оно было в данный момент. У моей матери тоже никогда не было «микроэкспрессии», и я унаследовала этот дар от нее. Как бы плохо я себя ни чувствовала и какие бы дурные мысли ни лезли мне в голову, я не из тех, кого спросят: «Что с тобой?» И сейчас я спокойно улыбнулась и взяла записку.

Андре – программист, компьютерный магнат из Англии, переехавший несколько лет назад со своей штаб квартирой в Кембридж в штате Массачусетс. Это qjj благодаря ему существует мой журнал.

Когда мои родственники не сумели помочь мне с деньгами, а родственники Брэда отказались и когда я уже была готова расстаться со своей мечтой об «Элле», появился Андре. Во время обеда в Деловой ассоциации меньшинств (вроде того, что предстоит сегодня вечером) мне посчастливилось сидеть рядом с ним, и я рассказала о своей задумке. Андре не признался, кто он такой и чем занимается, только слушал мои фантазии. А слушать он умеет.

Мне кажется, что Андре красив – породистый, с чарующим британским акцентом, в облегающем смокинге, хотя сам черный. Не поймите меня неправильно – я не расистка, просто воспитана определенным образом. Ничего не имею против черных – Элизабет моя ближайшая подруга. Но мне было бы неловко встречаться с мужчиной другой расы. Мама постоянно вдалбливала мне: «Ты разобьешь мне сердце, если подружишься с черным мужчиной». Потому-то меня так задело отношение родителей Брэда. Они не поняли, откуда я, кто я такая и во что верю.

У Андре приятное, честное, открытое лицо. Он почти час слушал мои разглагольствования об «Элле», потом полез под стол, достал кейс, открыл его и вынул чековую книжку и дорогую ручку.

– Как правильно пишется ваша фамилия? – спросил он.

Я решила, что Андре шутит или хочет сделать небольшое вложение, поскольку я закончила на том, что для издания первого номера мне нужно два миллиона долларов.

Андре продолжал писать, таинственно улыбаясь, затем протянул мне визитную карточку, и я узнала компанию, о которой читала в «Уолл-стрит джорнал». Под именем стояло: президент исполнительный директор. Когда он подал мне чек ровно на два миллиона долларов, со мной едва не случился инфаркт. Я пыталась отказываться, но Андре настоял. «Это хорошая инвестиция», – заявил он. Я думала, что это шутка, но ошиблась. Компания Андре стоит более 365 миллионов долларов и продолжает расти в цене.

В коридоре, по пути в отдел рекламы, я успела прочитать записку помощницы:

«Увидимся на обеде в Деловой ассоциации меньшинств. Надеюсь, вы начали танцевать?»