Нежданное счастье - Сьюзен Дай Страница 20

Рори протянул ручку и схватил Дэниела за волосы. Дэниел засмеялся и стал выпутывать пальцы Рори из своих полос, ощущая где-то глубоко в сердце непонятную острую боль, не меньшую, чем на голове.

В сгущающихся сумерках вышли Мария и Холди. Старушка позвала Аманду и Лорен в дом. Дэниел почувствовал странное сожаление, когда она забрала у него Рори и повела детей мыться и укладываться спать.

Он улыбнулся Марии, когда она села на скамейку рядом с ним.

— Очаровательный ребенок, — сказал он. Мария, в переливающемся пурпурном костюме, с волосами, стянутыми сзади золотой заколкой, тоже была совершенно очаровательна, но он удержался от дополнительных комментариев.

Мария засияла материнской гордостью на такой комплимент ее сыну:

— Спасибо.

— Ужин был очень вкусный, — сказал Дэниел.

Мария повернулась к нему:

— Жалко, что вы сегодня почти ничего не поймали.

Дэниел пожал плечами:

— Бывает. — Прищурившись, он посмотрел на нее: — А кстати, кто учил вас рыбачить?

Мария отвернулась, ее взгляд скользил по зеленым виноградным листьям, увивавшим решетчатую раму беседки.

— Один из моих приемных отцов, — сказала она тихо. И добавила, повернувшись к Дэниелу: — Есть одна особенность в почти ежегодном перескакивании из семьи в семью — получаешь разностороннее воспитание.

— Это, наверное, было нелегко, — заметил Дэниел. Ему захотелось взять ее за руку.

— Это было не так уж плохо, — ответила Мария, покачав головой. — Они все были неплохими людьми. Просто никто из них не хотел или не мог удочерить меня. Постоянные переезды и смена приемных семей — вот что действительно было ужасно.

Потом она посмотрела на дом — его двухэтажный силуэт вырисовывался на чернильном небе. Она видела, как Холди зажгла свет у кухонной двери, добавив дому теплого, уютного сияния.

— Наверное, поэтому я люблю этот дом, — мягко продолжала Мария. — Мне нравится думать, что все эти годы, пока он тут стоит, он, как крепость, бережет и защищает одну и ту же семью.

Она вдруг почувствовала острую боль при мысли о возможной потере дома. Она снова посмотрела на Дэниела.

— Вы знаете, что ваш прадед Эдмунд построил этот дом для Зоэ-Клер? — спросила она.

Дэниел покачал головой, снова осознав, как вопиюще невежествен он был в истории семьи. Когда о ней говорила Мария, это звучало прекрасно. Как о сокровище, которое надо благоговейно хранить.

Как саму Марию.

Он поймал себя на том, что жадно слушает.

— Эдмунд построил этот дом для Зоэ-Клер перед их свадьбой, как свадебный подарок, — объяснила Мария.

Пока она говорила, наступила ночь, и последние следы сумерек растворились в темноте. То, что они были вдвоем в беседке, вдруг оказалось таким интимным…

— Он пообещал ей лучший дом в городе, — продолжала Мария. — И в то время так оно, наверное, и было. Они поженились здесь, в беседке.

Она надолго замолчала. Ночные звуки окружали их — стрекотание сверчков, шуршание шин по асфальту, сосед, подзывающий свою собаку.

Глядя в темноту, Мария спросила:

— Дэниел, как вы можете продать этот дом? — Ее голос звучал мягко и настойчиво.

Эти слова больно задели его. Он вспомнил то проклятое чувство, которое появилось в ночь, когда он спал на диване в гостиной, — чувство, что Зоэ-Клер смотрит на него с фотографии укоризненным взглядом.

Дэниел постарался отогнать чувство вины. Да ему просто смешны все эти сантименты относительно дома!

— Как я могу не продать его? — возразил он, обороняясь. — Вы ждете, что я сохраню полуразвалившийся дом в заштатном городишке только потому, что к нему прилагается сентиментальная история?

Мария встала. Чувство ужасного разочарования и боли сжало ее сердце. К горлу подкатил комок. Она понимала Дэниела, даже несмотря на то что ей придется искать новое жилье для своей семьи, если Дэниел действительно выставит дом на продажу в конце этих двух недель.

Сегодня ей действительно показалось, что Дэниел мог бы измениться. Неужели она ничему не научилась за время своего замужества?

— Нет, Дэниел. Конечно. — Внезапно слова оборвались, ей захотелось плакать от злости. Она уделила столько внимания человеку, о котором обещала себе не заботиться никогда. — Как наивно было с моей стороны поверить, что вы вообще можете оставить этот дом, поверить, что вы действительно говорили правду, обещая подумать об этом.

Она оставила его в беседке и быстро пошла наискосок через лужайку, не уверенная, что выдержит в его обществе еще хотя бы минуту. Она вошла в дом, захлопнув за собой сетчатую дверь.

Дэниел расстроенно смотрел ей вслед.

Он был прав, черт возьми! Это она не права! Ну зачем сохранять дом ради какой-то романтической сказочки?

Дэниел чувствовал себя рассудительным и рациональным.

И одиноким.