По волнам любви - Энн Хэмпсон Страница 20

Яхта стала на якорь в маленькой бухте к востоку от Гераклиона. В уединенной бухте, которую, как сразу поняла Элейн, нарочно предпочли оживленной гавани, где она могла позвать на помощь. Костос, мужчина, который разговаривал с ней на «Лето», буквально передал ее с рук на руки шоферу в униформе, который, судя по скучающему выражению лица, ждал довольно долго.

Она огляделась по сторонам, садясь в машину. Убежать не удастся — здесь двое мужчин и больше ни души. Кроме того, это было бы неразумно, поскольку ее паспорт у Кимона. А она не хотела, чтобы у него были неприятности, несмотря на огромные неудобства, которые он ей причинил. Отплыв с Родоса, Элейн несколько раз обдумывала положение и поняла: пусть лучше это случится с ней, а не с Эстеллой. Иначе Эстелле не было бы спасения. Ей пришлось бы подвергнуться наказанию, которое придумал Кимон. Теперь Элейн знала имя Кимона, могла его описать и предостеречь сестру, хотя ей приходило в голову, что теперь Кимон забудет о мести.

Она прекрасно понимала, почему не хочет его разоблачать. Конечно, она немного ненавидела, но любила гораздо больше. Он был недостоин ее любви. Но хотя Элейн это знала и постоянно об этом думала, она не могла разлюбить его… К несчастью. Потому что была бы гораздо счастливее, если бы ее сердце оставалось свободным, как в тот день, когда она впервые поднялась на борт «Кассиллии» и предвкушала замечательный отдых. Какая неудача! Теперь ей придется улететь домой, ведь она не собиралась возвращаться на корабль после того, что произошло. Каждый член экипажа, начиная с капитана, думал бы, что она уехала с богатым владельцем корабля.

— Я считала, что господин Дьюрис встретит меня лично, — обратилась она к шоферу.

Элейн сидела позади, но видела отражение его лица в зеркале. Красивое овальное лицо, смуглое и немного полное. Его черные волосы вились, в усах виднелась седина. Когда он ответил, блеснули золотые зубы:

— Господин Кимон не вернулся с Родоса, сударыня. Он позвонил мне сегодня утром и велел встретить «Лето» и отвезти вас к нему домой. Когда мы туда приедем, он уже вернется.

Водитель хорошо говорил по-английски, а его почтительные манеры неплохо подействовали на Элейн после взглядов, которые бросал на нее Костос, и его частых сальных намеков, выводивших Элейн из себя. Иногда ей хотелось его ударить, и она, наконец, решила не выходить из каюты, зная, что он никогда не осмелится нарушить ее уединение.

— Нам далеко ехать? — Странно, но она совершенно успокоилась, несмотря на то что была охвачена ужасом, не зная настоящей причины своего похищения. Теперь, когда Элейн знала, ей нечего было бояться. Она все объяснит Кимону, он почувствует свою вину и сделает все, что в его силах, чтобы она быстрее вернулась домой.

— Довольно далеко, сударыня. Видите ли, «Лето» обычно находится на личном пляже господина Кимона. Но на яхте надо кое-что починить, поэтому ее должны отправить на Гераклион. Так что мы поедем на машине. — Он сделал жест рукой. — Пейзаж очень хороший, сударыня, и, может быть, если вы обратите на него внимание, путешествие вам покажется не таким уж долгим.

Она расслабилась, откинулась на спинку сиденья и уставилась в окно. Покинув маленькую бухту, они поехали вглубь Гераклиона по узким, извилистым улицам. А теперь машина шла через горную местность. Повсюду виднелись яркие экзотические весенние цветы.

Они проехали через деревню, где что-то праздновали. Элейн не знала, что именно, и так и не спросила. Но сильно удивилась, когда увидела, что на деревенской площади, где стояла сверкающая белая православная церковь, собрались дикие люди свирепого вида, одетые в пурпурные шаровары и головные уборы, отделанные бахромой. У мужчин на поясах виднелись зловещие изогнутые ятаганы с рукоятками, украшенными драгоценными камнями. Значит, это критяне, люди, испытывающие непонятные чувства и острую ненависть, люди, которые неоднократно проливали кровь, защищая свою родину, место, о котором Гомер однажды сказал: «Среди винноцветного моря находится Крит, прекрасный, богатый остров…» Островитяне придерживались старых традиций. Они были безжалостными и выносливыми, ставили родственные чувства выше собственной жизни — и, конечно, у них существовала родовая вражда.

Кимон Дьюрис тоже критянин. Если бы Элейн это знала, подружилась бы она с ним? Она так не думала. Но жалеть было слишком поздно. Она по глупости отдала сердце одному из мужчин, которые были «более гордыми, высокими, энергичными и прямыми», чем все остальные греки, мужчине, чья чувствительная, непреклонная гордость толкнула его на незаконное похищение, когда он принял ее за женщину, которая навлекла позор на его семью.

Эти мысли завладели Элейн, когда шофер вез ее через горы, где среди скал цвели нежные розы, тимьян и камнеломка. Горный пруд окаймляли красивые бело-розовые олеандры. Они проехали через очередную сонную деревушку. На площади, в plateia, в тени тутовых деревьев и тамариска были расставлены столы, за которыми сидели мужчины. Они пили ouzo и играли в tavla или щелкали «четками для нервных». Возле трактира остановился греческий крестьянин с ослом, привязал его, что-то взял из корзины и исчез внутри здания, увитого виноградными лозами. Появился еще один человек. Он тащил за собой красивого белого козленка. В руке мужчина держал нож, и Элейн, которую внезапно охватил ужас, отвернулась и уставилась в другое окно.