Объяснение без слов - Джулия Тиммон Страница 20

— Я в мастерскую, — говорит Мел. — Чувствуй себя как дома. То есть ты и есть дома. — Она улыбается и подмигивает. — И не грусти. Все наладится.

— Ага, — говорю я, глядя мимо нее.

Мел уходит. Мне того и нужно. Хочется лежать и лежать наедине со своими мыслями и не видеть никого, даже ее.

Рядом со мной на подушке темнеет сотовый. Я в таком напряжении жду, что он зазвонит, что мне уже кажется, будто это живое существо. Но звонка все нет и нет. Уил благополучно привыкает к новой жизни…

Под вечер меня охватывает настоящая паника. Стало быть, наше расставание не игра и не совершенная сгоряча ошибка. Мы разошлись по-настоящему и с каждым часом, с каждым мгновением становимся друг для друга все более чужими. При этой мысли мои руки покрываются мурашками, а душа беспомощно замирает. Жизнь без Уила?.. Для чего она?

Когда я в очередной раз с головой забираюсь под одеяло и сжимаюсь в комок, скрипит дверь и звучат легкие шаги Мелиссы. Она останавливается у кроватной спинки, какое-то время молчит и негромко зовет:

— Джуди? Джуди, ты спишь?

— Нет, — тихо отвечаю я, не меняя положения.

Мел садится на край кровати и легонько пошлепывает меня по плечу.

— Ты что, теперь вообще не будешь вставать? — медленно спрашивает она.

Молчу.

— Нет, подружка, так не пойдет, — нараспев произносит Мел.

Странное у нее настроение. Задумчиво-лирическое. Впрочем, не исключено, что через пять минут она вскочит и примется нетерпеливо ходить из угла в угол.

— Что-что, а потерять интерес к жизни, извини, я тебе не позволю, — так же спокойно говорит она. — Завтра как миленькая встанешь и поедешь в библиотеку. И так учишься бог знает сколько. Пора покончить с этим делом и начинать работать.

Не отвечаю.

— Поверь: как только ты воспрянешь духом, нормализуется и все остальное.

Неслышно вздыхаю, очень сомневаясь, что вместе с рабочим местом в какой-нибудь конторе я снова обрету Уилфреда.

— Не звонил? — спрашивает Мел, очевидно замечая телефон на моей подушке.

Высовываюсь из-под одеяла и смотрю на подругу исполненными скорби глазами.

— Нет.

Мел ободряюще улыбается, в самом деле живо вскакивает с кровати и говорит быстрее и громче:

— Но ведь прошло слишком мало времени! Еще позвонит!

Я снова прячусь. А следующим утром просыпаюсь раньше Мел и вдруг понимаю, что стыдно это — жить под чужой крышей да еще и целыми днями валяться в постели. С трудом поднимаюсь, будто пораженная тяжкой болезнью, шлепаю в ванную и, чувствуя себя самым несчастным человеком во вселенной, битый час сижу под струями душа.

Раздается громкий стук в дверь.

— Эй! Ты там, случайно, не умерла?

— Вроде нет, — говорю я.

— Что?

Выключаю воду.

— Кажется, еще жива.

Мел смеется.

— Уже хорошо. Через пять минут жду тебя на завтрак. Опаздывать не разрешается.

Вздыхаю.

— Угу…

По настоятельному совету Мелиссы еду в библиотеку не на машине, а на автобусе. В таком состоянии того и гляди налетишь на пешехода! — воскликнула она за завтраком, и это пророчество так меня напугало, что я даже не подумала возражать.

Народу в автобусе немного, и можно грустить себе хоть всю дорогу. Сначала я отчаянно пытаюсь вспомнить, что Уил сказал мне на прощание. По-моему, что-то важное, не какую-нибудь бессмыслицу. Но в те минуты все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы не разреветься прямо перед ним и не показать своего ужаса. Может, если бы я прислушалась к его словам, тогда все сложилось бы иначе? — в смятении раздумываю я.

На очередной остановке входят две женщины средних лет. Оживленно разговаривая, они садятся напротив меня, и я поневоле становлюсь свидетельницей их беседы.

— Да, да, так и сказала! Мелани разинула рот! — тараща и без того слишком большие, навыкате, мутно-серые глаза восклицает одна, в длинном синем платье в белый горошек. — Через два месяца повстречаешь третьего! Можешь себе представить?

Ее собеседница, с прилизанными рыжими волосами и веснушчатым носом картошкой, недоверчиво кривится.

— Ты в это веришь?

— Ей все верят, Рут! — с чувством говорит первая. — Она же не какая-нибудь самозванка, а Розанна из Манхэттена! По ее предсказаниям, одному знакомому моей сестры должна была свалиться как снег на голову небольшая, но очень нужная сумма денег! И представь себе! Он сталкивается на улице с бывшим сокурсником, завязывается разговор, и этот его друг внезапно вспоминает, что еще на первом курсе проиграл ему то ли пятьсот, то ли шестьсот долларов. Оба смеются, сокурсник лезет в карман и возвращает долг! Наличными!

Рыжая в волнении теребит ручки сумки.

— Может, и мне к ней съездить? — Она смущенно мнется и негромко добавляет: — Спрошу насчет Ричардовой секретарши… И насчет Кристи, соседки. Уж больно мне не нравится, как она на него поглядывает. Так и хочется когда-нибудь сказать: не твое — не трожь! Как там… говоришь?

— Розанна из Манхэттена, из Нижнего Ист-Сайда, — с готовностью повторяет пучеглазая. — Принимает прямо у себя дома. За час берет сто пятьдесят долларов, за полчаса — семьдесят пять…

Розанна из Нижнего Ист-Сайда, мысленно повторяю я, отворачиваясь к окну и увлекаясь бредовой идеей. Сто пятьдесят долларов — час, семьдесят пять — полчаса…

Суеверна ли я? Не сказала бы. Но свято верю, что моему отцу жить относительно спокойно и благополучно помогала старая облезлая заячья лапка; если вижу переходящую дорогу черную кошку, поворачиваю назад; в пятницу тринадцатого предпочитаю не шляться до вечера по барам-ресторанам, а поскорее вернуться домой и спрятаться в уюте и безопасности спальни.

Усаживаясь за библиотечным столом, я стараюсь прогнать мысль о Розанне из Манхэттена. Однако работа над диссертацией живо воскрешает в памяти прогулки с Уилом по аризонским горам и каньонам, совместные исследования старинных индейских кладбищ и хижин. И становится до ужаса обидно, что, когда я наконец покончу с учебой и найду интересную работу, не смогу разделить свою радость с любимым.

Корплю над архивными документами, насилу одолевая желание выскочить из библиотеки и отправиться куда глаза глядят. Телефоном здесь пользоваться нельзя, но я замаскировала его распечатками, оставив открытым лишь кусочек экрана, и выключила звук. Уил и не думает ни звонить, ни отправлять сообщения. В моем сердце поселяется страшная и непостижимая уверенность в том, что он поставил перед собой цель забыть меня и приближается к ней твердыми шагами.

В три часа дня, измученная и потерянная, наконец выхожу из библиотеки. Сейчас мне бы очень не помешала какая-нибудь церемония навахо. Например, Путь благословения. Она наполняет жизнь красотой и гармонией. Впрочем, в индейские церемонии надо свято верить и к ним необходимо тщательно готовиться. А я сейчас ни на что не годна, ни на чем толком не могу сосредоточиться.