Ханская дочь. Любовь в неволе - Ине Лоренс Страница 20

За время пути он уже успел заметить, что парень держится за эфес своей сабли даже во сне, будто каждую минуту ожидает нападения.

Сергей радовался, что Москва уже совсем рядом, едва ли на расстоянии дневного перехода, а там можно будет переложить ответственность за пленников на чужие плечи. С другой стороны, он слегка сожалел, что у него так и не хватило времени как следует щелкнуть по носу заносчивого мальчишку-татарина. С другими заложниками он так или иначе нашел общий язык, даже с Ильгуром, который втайне замахивался на то, чтобы стать предводителем всей Сибири, но по мере движения на запад становился все более неуверенным в себе. Но Бахадур остался таким же замкнутым и нелюдимым, как и в первый день.

Возможно даже, враждебность его усилилась, подумал Сергей с легким вздохом. С минуты стычки в Уфе его не покидало ощущение, что дело до столкновения еще дойдет. Это мешало ему проучить татарина как следует — всякая вспышка мгновенно разгорится в пожар. Ему вдруг представилось: молодой татарин, весь в крови, с выколотыми глазами, лежит перед ним в пыли — Сергей яростно замотал головой, отгоняя эту картину. Он был воином и видел на своем веку немало мертвецов, но никогда еще так остро не ощущал реальность и неотвратимость смерти. И выкинуть из головы эту картину оказалось не так-то легко.

Чтобы прогнать дурное настроение, Сергей начал вспоминать последний этап путешествия. Из Уфы они выехали со всей скоростью, какую только могли развить лошади. Юрий Гаврилович протестовал — его карета не выдерживала столь быстрой езды и могла развалиться в любой момент. Сергей решил ехать через Казань, дабы напомнить пленникам о том, что и там жили татары, однако когда-то цепкие руки Москвы дотянулись и туда. Он говорил им о царе Иване IV, взявшем город и присоединившем его к Руси.

Сергей сердился на дерзкого и замкнутого в себе Бахадура, сердился на Юрия Гавриловича, назойливо пытавшегося завязать дружбу, поэтому в Казани они только переночевали и выехали сразу, как рассвело. Недолго задержались они и в Нижнем Новгороде, не вняв уговорам Юрия Гавриловича, буквально осаждавшего их просьбами остаться. Тобольский купец и его миловидная дочка никак не могли поверить, что капитан так легко сможет расстаться с ними. Юрий Гаврилович пытался улестить его деньгами и обещанием взять в зятья, Маша же пригласила на разговор в свою комнату, где уже предупредительно были задернуты занавески. Тарлов сделал вид, что намека не понимает, и демонстративно стал ухаживать за аппетитной толстозадой служанкой, чье лицо он уже позабыл. От этого эпизода у него в памяти сохранилось только лицо Бахадура, заметившего, как Сергей покидает чулан прислуги, в выражении его лица переплелись смущение, злость и брезгливость.

Припомнив это, Сергей зло усмехнулся и обозвал себя болваном — отправившись позабавиться с девчонкой, он не взял с собой оружия. Если бы Бахадур его застал, то легко бы воткнул кинжал в спину. Впрочем, вряд ли Бахадур способен на это — скорее уж стоило опасаться ревнивого ухажера из деревенских парней. Сергей провел рукой по лбу, будто желая стереть неприятные мысли — в случае чего татарину пришлось бы убить и девчонку, а на подобную жестокость этот полуребенок не пошел бы. По крайней мере, в это хотелось верить.

Раздумья его прервал Ваня — он отчаялся разговорить Бахадура и искал себе другого собеседника:

— Не знаю, в чем дело, Сергей Васильевич, но ваш вид мне вовсе не нравится.

— Заботы, Ваня, заботы… — ответил Сергей с глубоким вздохом и сорвал еще пару березовых листочков.

— Что за заботы такие? От заложников мы избавимся не сегодня-завтра, а что до матушки России, так об этом у царя голова забот полна. Это уж не ваша беда. — Ваня попытался приободрить командира, и поначалу ему как будто это удалось: сведенные брови разошлись, Сергей вдохнул аромат березового леса, но тут взгляд его упал на Бахадура, и лицо снова приняло недовольное выражение. Ваня заметил эту перемену.

— Да неужто сердитесь на мальчишку? Бросьте, у него ж молоко на губах не обсохло.

Сергей так резко осадил коня, что Мошка протестующе заржал.

— Что значит — сержусь? Просто за ним надо приглядывать, этот дикий степняк способен на что угодно.

— Тогда отнимите у него оружие и прикажите заковать в кандалы. Я удивляюсь, почему вы этого еще в Уфе не сделали. У парня такое лицо, будто его больше всего на свете интересует цвет моих кишок. — Ваня говорил самым серьезным тоном, но Сергей невольно улыбнулся:

— Ну, что касается моих внутренностей — это мое дело, уж никак не Бахадура.

— То есть вы мне позволите его разоружить и связать? — живо спросил Ваня, и глаза его загорелись.

К его сожалению, Сергей покачал головой:

— И какая у тебя для этого найдется причина, кроме его заносчивости? Полковник Мендарчук стоял за то, чтобы доставить этого красавчика царю в том виде, в каком он прибыл, так мы и сделаем.

Вахмистр недоуменно пожал плечами, но предмет разговора сменил:

— А вы как считаете, Сергей Васильевич, мы царя в Москве увидим?

Сергей склонил голову:

— Никто сейчас не может сказать, куда царь направится завтра. Это один Бог знает, а может, и Бог того не знает.

— Да… Петр Алексеевич по стране идет как ураган. Это хорошо, конечно, все-то он видит, только вот ни один царь так часто и так надолго из Москвы не уезжал. Как же его увидишь, если неизвестно, где искать-то? Был бы он в Москве, тут все просто — иди к Кремлю, и все дела, — неодобрительно качал головой Ваня.

Во всех сказках и песнях, которые он слышал в детстве, князья и цари стольный град не покидали — разве что святому поклониться или когда враг войной шел. Петр же не появлялся в Москве месяцами, а тут еще построил новый город на болотах, и шли слухи, что там будет новая столица. Все эти перемены пугали простых людей, каковым был и Ваня, и многие другие, он тосковал по тихим, спокойным годам своей юности, когда царь был только посредником между народом и Богом.

Размышляя, Ваня ехал дальше, рассеянно вслушиваясь в шум листвы, она шелестела точно так же, как в те годы — и все же иначе. Он снова взглянул на Сергея, и тоска о прошедшем развеялась. В молодом капитане он видел почти что младшего брата, которого нужно оберегать от неприятностей и чьими достижениями можно гордиться. При этой мысли вахмистр улыбнулся и глубоко втянул в себя воздух. Это был настоящий русский воздух, пряный от запаха леса. Несмотря на теплую осеннюю погоду, в нем, однако ж, таилось предчувствие зимы. Пройдет не так много времени, и земля будет укрыта толстым слоем снега.

Ваня представил себе эту же дорогу зимой, снег, поскрипывающий под ногами и сыпко валящийся с потревоженных деревьев.

Он так погрузился в эту красоту, что едва услышал, что ответил ему Тарлов:

— А что скажешь против царских поездок? Не его ли это долг — следить за всем, что творится в стране, и блюсти закон? До него цари не слишком-то заботились об этом, потому у нас и шло все по-старому, а в Европе тем временем искали новых знаний, шли вперед.