Городской роман - Ольга Дремова Страница 20

– Какой ты жестокий! – шутливо фыркнула она. – Что плохого в том, что я хочу выглядеть не хуже, чем ты?

– Учитывая время, затрачиваемое на твою штукатурку, можно допустить ошибку при расчете площади закрашиваемой поверхности, – обреченно произнес Ванюшка.

– Что ты так волнуешься? – философски заметила она. – Не успеем сегодня – сходим в загс завтра.

– Я уже кушаю твои завтраки три года, – серьезно проговорил Иван, – и мне хотелось бы, чтобы мы успели, потому что если мы не успеем дойти до заветных дверей сегодня, то я боюсь, что мы не дойдем туда еще несколько лет.

– Хорошо, я уже готова, – улыбнулась она, – подавай пальто.

– Паспорт не забыла? – озабоченно нахмурил брови он.

– Какой паспорт, Ванечка, я же еще несовершеннолетняя, – хмыкнула Лена, но, увидев страдание на Ванькином лице, сжалилась над ним и проговорила: – Да не волнуйся ты так, он у меня с утра в сумке лежит, одевайся лучше поскорей, а то и правда опоздаем.

Через полчаса ребята были у дверей загса. Договорившись ничего не рассказывать родителям до тех пор, пока заявление не будет лежать на столе и не будет назначен конкретно день регистрации, они хранили свою тайну изо всех сил, но, судя по всему, скоро их тайна должна была стать известной.

Глядя на Аленку сбоку, Ванюшка не мог не признать, что вечер она провела плодотворно, и, хотя его и раздражала Ленина привычка торчать перед зеркалом часами, но он признавал, что ее старания даром не пропали и выглядела она просто прекрасно.

Огромные серые глаза были прикрыты пышными длинными ресницами, каштановые локоны выбивались из-под шапки шелковистыми прядями, маленький остренький носик делал ее похожей на хитрую лисичку, а розовые пухлые губки, складываясь в аккуратненький бантик, придавали ее лицу что-то кукольное и забавное. Росточка Аленка была небольшого, поэтому рядом с рослым Ванькой казалась совсем хрупкой и словно игрушечной.

Подойдя к дверям загса, ребята увидели объявление, в котором говорилось, что по техническим причинам данное заведение в ближайшие два дня работать не намерено. Чуть ниже крупными буквами, видимо, для того чтобы не огорчать уж местное население совсем, было выведено еще одно, в котором местная администрация просила всех желающих сочетаться законным браком приходить в понедельник.

– Бывает же такое невезение! – воскликнул разочарованный Ванька.

– Ничего страшного нет, – попыталась утешить его Алена, – они же не насовсем закрылись, придем в понедельник, только и всего.

– Какого года? – Губы Ваньки сложились в недовольную печную заслонку, а на глаза почти навернулись слезы.

– Не надо так, Вань!

– Я столько ждал! – с обидой выдохнул он, и Аленке стало очень жаль Ванюшку, напоминавшего в эту минуту большого ребенка, у которого взрослые дяди и тети вдруг отняли любимую игрушку.

– Ванюш, два дня ничего не решат, а в понедельник мы обязательно вернемся сюда, и уж тогда нам ничего не помешает подать это заявление, – уверенно проговорила она.

– Да мало ли что за два дня может произойти! – расстроенно возразил он.

– Ты меня за эти два дня разлюбишь?

– Как ты могла такое подумать? – и в голосе его послышался упрек.

– Тогда больше нам ничего промешать не сможет, это я тебе говорю, – с чувством произнесла она и с удовольствием увидела, как просветлело его лицо.

– Я тебе верю, – улыбнулся он, и его голубые глаза засияли.

– Считай, что мы уже почти женаты, – ласково произнесла Лена. – Пойдем домой.

Отвернувшись, она зашагала впереди него по занесенной снегом дорожке и не увидела, как на Ванино лицо легла тень. Ничего страшного в том, что подачу заявления пришлось перенести на пару дней позже, не было, но слишком уж часто в Ваниной жизни было это «почти», и ему вдруг стало страшно, потому что половина счастья у него уже была, а до второй он боялся так и не дотянуться.

* * *

– Если к моей дальнейшей жизни у тебя еще сохранился хоть какой-нибудь интерес, то сообщаю тебе, что восемнадцатого декабря в нашем районном загсе состоится наше с Ксюней бракосочетание. Можешь не верить, но мне было бы приятно, если бы ты пришла.

Анатолий посмотрел на мать, с тайным страхом ожидая ее реакции. Со дня их последней крупной ссоры прошло полгода. За это время они успели сто раз примириться и рассориться опять, но, если не принимать близко к сердцу мелкие стычки, возникающие между ними время от времени в обязательном порядке, то их настоящие отношения можно было бы назвать почти стабильными.

– В том, что интерес к твоей жизни во мне все еще не угас, несмотря на все твои выкидоны, твоей заслуги нет никакой, – решительно проговорила Ева Юрьевна и скептически поджала губы.

– Спасибо тебе, мамочка, на добром слове. – Анатолий картинно поклонился, согнувшись почти в пояс.

– Спасибо говорить нужно не мне, а бестолковой матери-природе, взвалившей на плечи эту ношу каждой женщине, имевшей глупость по молодости лет обзавестись единственным сыном. – Старуха привычно чиркнула спичкой и, сдвинув на переносице брови, не торопясь, продолжила: – Вопрос сейчас даже не в этом. Интерес у меня есть, но не могу сказать, что он настолько велик, чтобы я по собственной воле стала свидетельницей грандиознейшей глупости, которую ты спешишь совершить. Если уж это и случится, то пусть это произойдет, по крайней мере, не у меня на глазах, – категорично отрезала она.

– Мама, люди женятся не каждый день, и, наверное, для такого серьезного шага с моей стороны должны были возникнуть определенные причины, заставившие его совершить, – торопливо возразил он. – Наверное, будет лучше, если ты выслушаешь, что заставило меня…

– Бога ради, сын, уволь меня от всей этой высокопарной чуши, – прервала Ева Юрьевна. – Твои причины не стоят и выеденного яйца. Первый раз ты женился по глупости, второй женишься по необходимости. – Лицо Анатолия стало похоже на вытянутую тыкву. Замолкнув от неожиданных слов матери на какое-то мгновение, он дернул шеей, будто ему жал воротничок рубашки, между тем Ева Юрьевна продолжала. – В свои пятьдесят ты так ничему и не научился.

– Сорок восемь, между прочим, – поправил Нестеров.

– К сожалению, разницы никакой нет. – Ева Юрьевна выпустила струю дыма из носа и, поджав губы и прищурив глаза, критически осмотрела Анатолия. – Не хочешь же ты сказать, что в кратком промежутке между твоими сорока восемью и пятьюдесятью ты научишься всему тому, чего не осилил за все предыдущие десятилетия? Для меня крайне сомнительно, чтобы так оно и вышло.

– И чему же я должен был научиться? – обиделся Толя. – Что же такое вселенски важное прошло мимо меня? – Он подошел к саксонской собачке, стоящей на полке старинного комода и погладил ее, но тут же пожалел об этом, обнаружив на пальцах слой пыли. Нервно дернув рукой, он стряхнул грязь, шумно вздохнул и достаточно резко добавил: – Поделись, может, на твоего непутевого сына найдет вдруг озарение, и жизнь его потечет по новому руслу.