Роксолана. Королева Османской империи - Ирина Кныш Страница 20

— Хорошо, знаем это и без пана сотника, — бормотал пан Свирид. — А вы, хлопцы, не очень-то ласкайте чарки с наливкой, потому… может такое случиться, что и на коня не вскочите.

— Вскочим, отец, не переживай за нас, — говорил молодой Терешка Рукавица, пряча ложку за голенище.

— Немного бы полежать после обеда, — зевнул Зиновий Барат.

— Тю на тебя! — Гневно прошептал его собрат Остап Листопад. — И думать не смей: ты же на страже.

— Да, моя сейчас очередь лезть на мачту…

И тихонько встал.

— Дежурный! На вахту! — крикнул старый Свирид.

— Я здесь! — крикнул тоже Барат. — А ну-ка, Темка, слезай скорее и иди доедать кашу. Быстро!

Зиновий вскарабкался на вышку и уселся на самом верху выслеживать врага.

* * *

Быстрый Зиновий орлиным взором окинул степь. И увидел, что высокая трава стала колыхаться то в одну сторону, то в другую сторону. Он свистнул старому Свириду и махнул шапкой.

— А что там? — подошел старшина. — Что-то увидел?

— Да! — Крикнул с горы часовой. И казак спрыгнул на землю. Старый Свирид, тяжело поднимаясь по ступенькам, влез на верх. Через минуту-другую уже кричал, что есть мочи:

— Татары! Вон они, вон, Зиновий, видишь? — показывал он в сторону далекой могилы.

Теперь уже и Зиновий не колебался. Стоя у мачты, он видел, как где-то мелькнула голова ордынского коня. Так подкрадывались татары. Старый казак свистнул, и из-за балки выскочили на лошадях полсотни казаков, все с копьями и арканами.

— Поджигальный! Зажигай куфы! — гремел пан Свирид.

Поджигальный уже подносил воспламенившийся квач к пирамиде пустых куф. Яркое пламя мгновенно охватило сухие куфы. Знак был дан, и через мгновение в необъятной степи уже горели пирамиды куф аж до самой Полтавы.

* * *

В селах суетились люди: все знали, что подожжена крайняя куфа в селе Санджары. Молодые и старые хватали ружья, копья, косы, садились на коней и летели в лагерь скованных цепями возов. Пан сотник только махнул рукой и крикнул что есть силы:

— Наперерез ордынцам!

Но казаки и хлопцы и без приказа хорошо знали, куда мчаться: они летели на лошадях туда, где зловеще горели смоляные куфы. Ордынцы на лошадях шумно вбежали в деревню, забрасывая на ходу арканы, жгли дома и торопливо искали добычу. Но в селе было мало людей, все в основном в поле. Казацкая дружина успела молниеносно напасть на татарина.

— К озерам, там ордынцы! К озерам… там наши девушки!

Действительно, ордынцы уже шныряли у озер. Казаки мчались на взмыленных лошадях и еще издали увидели разбойников: одни заманивали стражу в чистое поле, другие арканили юношей, девушек и тех молодых женщин, которые пришли сюда на досуге посмотреть, как гуляют хлопцы и гадают на венках девушки. Третьи уже с пленницами уносились на шлях (дорогу) и прямиком в Дикое Поле.

— Догоняйте, преследуйте пленниц! — вопил пан Свирид. — Не теряйте времени… За мной! Там пленницы, и с ними дочь сотника…

* * *

Они догнали арьергард, состоявший из сотни татар, который прикрывал «белый ясырь», и стали сражаться. Эти казаки не зря назывались лучшими. Раздраженные грабежом ценного сокровища — молодых панночек, они догнали золотоордынцев и врезались в самую их гущу и вслепую начали сечь ятаганами с такой силой, что арьергард неожиданно развернул лошадей и стал убегать. Татары бежали по обычаю в овраги, в глубокие овраги, откуда их можно было только вытаскивать, напрасно теряя много времени. А «белый ясырь» исчез, как в воду канул. Казаки на загнанных лошадях вынуждены были возвращаться без пленниц. Проклиная все на свете, молодой Зиновий звал Бога в свидетели, что найдет панну Настеньку и в самом Константинополе, лишь бы скорее приехал к нему на помощь пан Ярема Сангушко.

Йозеф Брандт. «Запорожцы»

Село не очень пострадало от набега ордынцев. Было тихо, безветренно, и поэтому сгорели только шесть домов, избиты двенадцать душ… Но орда взяла почти всех девушек у озер, взяла и кареглазую Стеху, и Одарку Недолю, и Оксану Швыдкую, и вместе с ними панну Настеньку… Не нашли и пятерых лучших хлопцев… Эта утрата очень огорчила не только Санджары, но и все окрестности, и Полтаву.

Самого пана сотника нашли на пороге дома с пробитым виском, кровь тоненькой струйкой стекала на пол, а недалеко от него стонала казачка Домаха Кныш. Она была ранена и перепугана. Ее быстро перенесли в дом, обмыли рану на ноге, дали перцовки от лихорадки и укрыли кожухом. Через некоторое время она пришла в себя и рассказала, как сам сотник спасал ее, убил татарина.

— Меня спас, а дочь навеки потерял и сам голову сложил, — рыдала безутешная казачка.

Санджаровцы молча слушали и со скорбью смотрели на мертвого пана сотника.

— Вот так мы повеселились на Ивана Купала… Не забудем по гроб жизни этого страшного несчастья… — вздыхал старый Свирид, вытирая рукавом слезы. — А где же наш Зиновий?

— Я здесь, пан Свирид…

— Хорошо… Не надо бросать без присмотра вышку в поле: ордынец может вновь вернуться.

— Там сейчас Григорий Копыстка и еще полсотни… А ордынцы не вернутся: уложили их наши спать вповалку в Диком Поле.

— Да… — прохрипел пан Свирид, — только вот Настенька… не отбили… — И непрошеная слеза вновь скатилась на седой ус.

— Настеньку и всех наших пленниц найдем в самом Стамбуле, — заскрипел зубами Зиновий. — Скоро будет здесь пан Ярема и… вдвоем найдем, а третий поможет…

— Кто этот третий?

— Казак Байда, которым татарки пугают своих детей…

* * *

Настенька никогда и не думала, что судьба так зло пошутит с ней. Впервые в жизни увидела воочию Дикое Поле, о котором дома говорили со страхом.

Ордынцы торопились прочь в степь дальше от побоища. Был взят хороший ясырь, и татары весело переговаривались. Преимущественно поймали пленниц из богатых сел Полтавщины: были здесь панны, сильные парни, даже подростки. Испуганные женщины дрожали, сбившись в кучу, когда татары связывали руки ремнями, просовывая через эти ремни шесты и длинные вожжи. Несколько десятков молодых ордынцев окружили пленных и погнали несчастных широкой степью, подгоняя плетьми. Останавливались ненадолго, кормили провяленной кониной, пить давали немного. Такие муки могли выдержать только сильные мужчины, многие из плененных умерли в пути, мертвых и слабых отвязывали и без сожаления оставляли в степи: орлы все время летели следом. Люди уже не плакали, не стонали… Молча, с почерневшими лицами, чуть прихрамывая под татарскими кнутами они шли и шли по безграничной степи.

Среди обездоленных была и хрупкая панна Настенька… На второй день утром Настенька упала. Молодой ордынец поднял было кнут, чтобы ударить, как почувствовал на своем плече чью-то тяжелую руку.