Все изменит поцелуй - Элизабет Бойл Страница 20

Впрочем, не стоит и преувеличивать опасность. Разумеется, он найдет способ добиться своего, сумеет выведать тайну клада — ведь в его арсенале множество всевозможных уловок.

Но все-таки: что предпринять?

Пимм посоветовал бы ему затащить ее в постель. Но Роберт эту мысль отверг сразу же. Одно дело — целоваться с Оливией, совсем другое — спать с ней. А впрочем…

— Черт бы ее побрал… — пробормотал майор.

Если бы они сейчас находились в Испании или в Португалии, все было бы гораздо проще. Ему не пришлось бы прибегать к уловкам и хитростям. Он просто притащил бы эту девицу в трибунал и вытряс бы из нее все, что ему нужно.

Но нынешняя ситуация требовала совсем иной тактики. Что ж, если им с мисс Саттон предстоит играть на равных, то следует разузнать о ней побольше.

И Роберт прекрасно знал, кто может сообщить ему весьма ценные сведения.

Взбежав по ступеням парадной лестницы, он кивнул Карлайлу и спросил:

— Скажите, где сейчас находится ее светлость? Дворецкий посмотрел на часы, тикавшие на полке в глубине холла, и ответил:

— Ваша матушка, милорд, должно быть, завтракает у себя.

Взглянув на старый плащ Роберта и на его шарф, Карлайл в недоумении покачал головой — ему не верилось, что маркиз Брэдстоун рискнул выйти из дома в таком убогом одеянии.

Роберт, словно прочитав его мысли, проговорил: — Я совершал утреннюю прогулку. Не волнуйтесь, Карлайл. Вряд ли кто-нибудь меня видел.

— Хотелось бы надеяться, милорд, — в смущении пробормотал дворецкий.

Роберт впервые отважился посетить комнаты своей тетки. Поэтому, стучась в приоткрытую дверь, он чувствовал некоторую неуверенность.

— Роберт, дорогой! — воскликнула тетушка. — Ты как раз вовремя, присоединяйся.

Маркиза сидела на удобном диванчике и была в домашнем платье с оборками. Перед ней на низеньком изящном столике стоял серебряный поднос, а на нем — чайник и ваза с булочками.

Роберт с улыбкой ступил на эту незнакомую ему территорию.

Гостиная леди Брэдстоун в отличие от всего остального дома, строгого и степенного, была заполнена всякого рода безделушками. Кружевные занавески и изящные изгибы кресел подчеркивали претензию на утонченность. Повсюду стояли корзинки с шитьем, а на изящном столике в дальнем углу лежали книги, письма, пригласительные билеты и визитные карточки.

Усевшись на диванчик рядом с маркизой, Роберт проговорил:

— Доброе утро, миледи.

— Роберт, не надо так официально. Меня это ужасно раздражает. Раньше ты был другой!

Она налила в чашку чаю, положила кусочек сахара и, перемешав ложечкой, подала Роберту.

— Что ты делал в городе в такую рань? Да еще в такой ужасной одежде… Надеюсь, это не мистер Бэббит предложил тебе такой… такой костюм?

— Ну что вы, — ответил Роберт, — я сам его выбрал.

— Хм… — Тетушка налила себе еще одну чашку чая. — Ты, наверное, одолжил его у этого своего разбойника-католика, которого упорно держишь при себе.

Роберт с трудом удержался от улыбки. Очень уж тетушка невзлюбила старину Акилеса.

— Я выходил на утреннюю прогулку, — пояснил он. — Право, я не думал, что услуги Бэббита так уж необходимы для столь незначительного выхода.

Тетушка вскинула брови — вероятно, она полагала, что услуги камердинера совершенно необходимы при каждом выходе из дома.

Роберт промолчал. Он прекрасно помнил правило, которое усвоил еще в самом начале своей карьеры: в трудной ситуации молчание позволяет узнать больше, чем бездумная болтовня.

Попивая чай, майор рассматривал комнату тетушки. Его взгляд скользил по убранству, по всевозможным безделушкам — и вдруг остановился на небольшом портрете, висевшем рядом с бюро.

— Мама… — прошептал он безотчетно.

— Да, дорогой, — откликнулась леди Брэдстоун. — Что, мой дорогой?

Он повернулся к маркизе.

— А?.. Нет-нет, ничего.

Однако взгляд Роберта снова и снова возвращался к портрету; он не видел это лицо уже много-много лет — с самого детства.

Маркиза вдруг поднялась с диванчика, подошла к картине и сняла ее со стены.

— Это моя сестра Сюзанна, — пояснила она.

Снова усевшись, леди Брэдстоун передала портрет Роберту.

— Красивая… — пробормотал он, глядя на свою мать.

— Да, Сюзанна была настоящей красавицей, самой красивой в нашей семье. У меня, правда, тоже было множество поклонников, но Сюзанна покорила сердца всех мужчин. — Тетушка грустно вздохнула. — Я так по ней скучаю… И с каждым годом все больше и больше. Постой, с тех пор как она ушла, прошло уже… Ах, так много лет, что и не сосчитать.

«Двадцать два года», — подумал Роберт. Он-то хорошо помнил все. Однажды утром, когда ему было четыре года, в их с братом Колином комнату вошел отец и сказал, что мамы больше нет. Лихорадка, мучившая ее почти целую неделю, в конце концов унесла ее жизнь.

— Ах, что это мы с тобой такие грустные?! — Тетушка снова оживилась. — Этого Сюзанна никогда бы не одобрила. И вряд ли она хотела, чтобы кто-нибудь плакал над ее портретом. Она была чрезвычайно жизнелюбива, жизнелюбива до безумия.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Роберт. Ему вдруг захотелось узнать побольше о женщине, о которой у него осталось лишь несколько трогательных, но весьма расплывчатых воспоминаний.

— У нее был богатейший выбор женихов, — продолжала тетушка. — Отец ей в этом очень потакал. По-моему, он никак не мог предположить, что она сделает весьма неудачный выбор. Да-да, она сделала на редкость неудачный выбор, и тогда разразилась катастрофа.

— Какая катастрофа? Почему?

Роберту была известна только счастливая сторона семейной жизни его родителей. Он помнил, как мама сидела за столом и улыбалась отцу, сидевшему напротив. И помнил, как вспыхивали глаза отца, когда он входил в комнату и смотрел на свою жену. Этот брак просуществовал недолго, но он казался Роберту идеальным — в нем гармонично сочетались любовь и дружба.

А вот тетушка, очевидно, считала иначе.

— Она вышла замуж по любви. — Маркиза взяла у Роберта портрет и положила на столик лицом вниз. — Обещай мне, дорогой, что ты никогда не женишься по любви. Это самое ужасное из всего, что только может быть. — Немного помолчав, она взяла Роберта за руку и продолжала: — Обещай мне, что ты возьмешь благоразумную, подобающую тебе жену, а не какую-нибудь ветреницу — из тех, что теперь вдруг сделались столь популярны.

— Видите ли, миледи, — проговорил Роберт, — хочу вам откровенно сказать, что в настоящий момент я меньше всего думаю о браке.

Такого ответа ее светлость совсем не ожидала. С равным успехом он мог бы сказать, что намерен вернуться во французскую тюрьму.