Звезда Парижа - Татьяна Романова Страница 20

Елене было совсем плохо, езда вызывала у нее тошноту, доводившую ее до полного изнеможения. Ее карета уже месяц передвигалась, зажатая между эскадронами конных егерей. Она в который раз поблагодарила заботливого Ивана Ильича, давшего ей комфортабельный дорожный экипаж ее родителей, оборудованный, в том числе, походным туалетом, так что проблема, возникшая у нее с неделю назад, пока оставалась для окружавших ее мужчин тайной. Маша как могла помогала ей, облегчая страдания девушки. Она же первая и высказала догадку, что хозяйка беременна. Сначала Елена отказывалась в это верить, но сегодня окончательно признала правоту горничной.

Полк конных егерей, таких картинно красивых в своих зеленых мундирах с красными ментиками, на самом деле бедствовал. На первые две недели егерям хватило тех запасов, которыми поделились со своими защитниками французские интенданты, а когда запасы кончились, у Армана начались большие проблемы. Полк шел в арьергарде армии по разоренной Смоленской дороге, поэтому остатки продовольствия, которые еще можно было добыть в округе, доставались войскам, идущим впереди, а на долю егерей не оставалось уже ничего. Голодные солдаты, получавшие по паре кусочков хлеба в день и вынужденные кормить коней вениками из голых веток или гнилой соломой с крыш уцелевших в пожаре крестьянских изб, уже не просто роптали, а начинали в гневе предъявлять своим командирам претензии, подкрепляя их оружием.

В этой обстановке обеспечить безопасность двух женщин, едущих в карете посередине строя озлобленных мужчин, становилось все сложнее. С того момента, когда полк сегодня утром выступил из разоренного Смоленска, маркиз ехал не впереди строя, а у дверцы кареты, и Елена, чуть отогнув бархатную занавеску, видела сквозь стекло его мрачное лицо и пистолет, который полковник все время держал наготове.

За это время княжна так привязалась к черноглазому маркизу, бережно и нежно опекавшему ее, что уже и не знала, какое чувство к нему испытывает. Поверив, наконец, что она ждет ребенка от Александра, она, казалось бы, должна была вновь потянуться душой к графу Василевскому, но он по-прежнему оставался для девушки нежным, но уже далеким воспоминанием. В который раз, борясь со своей совестью, Елена чувствовала себя порочной женщиной, ведь она ждала ребенка от одного мужчины, а думала о другом. В душе она надеялась, что даже если бы матушка ее и осудила, то бабушка обязательно бы поняла. Княжна вспомнила разговор с Анастасией Илларионовной летним вечером в Ратманово, когда та предупреждала внучку не отдавать свое сердце мужчине без остатка, а всегда оставаться самой собой. Елена честно старалась не искать себе оправдания, но услужливая память подсовывала ей факты, оправдывающие ее чувства и поступки.

«Нет, я должна думать о ребенке, а мужчина мне нужен тот, который может помочь моему малышу и мне», - мысленно решила, наконец, княжна и успокоилась.

Елена посмотрела в окно и вновь вернулась к тяжелой действительности. Она пообещала маркизу, что они с Машей будут выходить из кареты только в его сопровождении, еду и воду на день Арман передавал им сам, а на ночевку он отводил женщин обычно поздно вечером. Они ночевали, в основном, в уцелевших избах или сараях, но несколько раз за этот месяц им пришлось спать сидя в карете. Но сегодня егерям повезло, в сумерках полк остановился на ночлег, заняв чудом сохранившийся помещичий дом и село, лежащее за ним. Маркиз поставил охранять карету своих ординарцев Жана и Мишеля, по очереди правивших лошадьми, а сам пошел в дом, организовать ночлег для женщин.

Он вернулся через четверть часа и подал руку Елене, Маша, взяв в руки саквояж барышни, последовала за ними. Арман провел женщин в одноэтажный боковой флигель, где сохранились неразграбленными две смежные комнаты, предназначавшиеся раньше для управляющего или приказчика. В первой комнате располагался кабинет со шкафами и конторкой, а из него был проход в спальню.