Лаки - Джеки Коллинз Страница 20

Время от времени Олимпии взбредало в голову поиграть роль идеальной матери. Не часто. Эта роль не относилась к числу ее любимых. Однако грядущая встреча с матерью требовала, чтобы она сделала усилие.

Шарлотта угнетала ее. Она была раздражающе правильной. Она не курила и не пила. Разумеется, не употребляла наркотиков. Всегда подтянутая, подвижная и невыразимо скучная. И еще – очень богатая, хотя здесь-то Олимпия могла дать ей сто очков вперед. Мало кто имел возможность свысока поглядеть на внушительное состояние дочери Станислопулоса.

К сожалению, в присутствии Шарлотты она снова начинала чувствовать себя маленькой девочкой, поэтому, прежде чем отправиться на прием, Олимпия присела на край ванны в шикарной отцовской квартире на Пятой авеню и сделала три понюшки кокаина. Внешне такой безобидный, белый порошок всегда улучшал ее настроение. Глубокий вдох, быстрый взгляд в зеркало, и вот она уже готова встретить кого и что угодно.

Няня Мейбл и Бриджит ждали у входной двери. Ребенок посмотрел на мать огромными, как блюдца, глазищами на очаровательном личике.

– Мама, – сказала она. – Можно мне хот-дог?

– Что? – фыркнула Олимпия, поправляя перед зеркалом в холле воротник соболиного жакета.

– Американский хот-дог, – терпеливо повторила девочка.

– Конечно нет, – ужаснулась няня Мейбл. – Откуда только тебе в голову приходят такие фантазии?

– Мама, – настаивала Бриджит, не обращая ни малейшего внимания на няню. – Можно?

– Гм-м, – уклончиво ответила Олимпия, облизывая перед зеркалом губы и втягивая щеки. – Раз няня говорит...

– Но няня говорит «нет», – взвизгнула Бриджит.

Олимпия слегка повысила голос:

– Ну так и слушайся няню. Пошли.

Она вышла из квартиры, дочь и гувернантка последовали за ней в лифт, потом на улицу.

Шофер выскочил из ожидавшего лимузина и открыл дверцу. Два ошивавшихся неподалеку фотографа нацелили свои камеры.

Олимпия надела снисходительную улыбку и попробовала взять Бриджит за руку. Ребенок вдруг замер на месте и заорал:

– Я ненавижу вас всех!

– Бриджит! – воскликнула няня Мейбл в ярости. – Прекрати сейчас же!

Фотографы, унюхав нечто более интересное, нежели обычный проходной снимок, усердно защелкали затворами аппаратов. Бриджит, к своему удовольствию оказавшись в центре всеобщего внимания, вопила все громче и громче.

Олимпии хотелось юркнуть в машину и укрыться от отвратительной сцены. Но – увы – это не представлялось возможным. Кричащая мерзавка была, к сожалению, ее дочерью, а сегодня она выступала в роли прекрасной матери.

– Сделайте что-нибудь, – зашипела она няне.

– Не могу, мадам. – Попытки няни затащить Бриджит в машину ни к чему не привели.

– О Боже, – воскликнула Олимпия. Вспышка прямо перед лицом ослепила ее. – Пошел вон, дурак! – закричала она на фотографа.

Собиралась заинтригованная толпа. Олимпия не могла больше выносить всего этого. Она в ярости бросилась к Бриджит, отвесила ей звонкую пощечину, подхватила в охапку пораженного таким обращением ребенка и швырнула девочку в машину.

Камеры фиксировали каждую деталь.

Днем позже Димитрий со смешанным чувством раздражения и возмущения разглядывал фотографию в газете, на которой была запечатлена его дочь, учащая уму-разуму его внучку. Раздражало его то, что он всегда убеждал Олимпию избегать публичных сцен. А возмутился он потому, что она ударила драгоценную маленькую Бриджит, его любимую девочку.

Димитрий швырнул газету на пол и потянулся к телефону. Через несколько секунд он уже говорил с няней Мейбл.

– Мадам отдыхает, – сообщила она.

– Так разбудите ее, – прогремел Димитрий.

– Это запрещено.

– Будите, вам говорят!

Ворча про себя, гувернантка подчинилась.

Олимпия крепко ругнулась и взяла трубку.

– В чем дело? – бросила она.

Уже давно, с тех пор как в двадцать один год она унаследовала свое состояние, Олимпия перестала чтить своего отца.

Он предъявил ей претензии.

Она слушала вполуха.

Он давал ей указания, как ей следует вести себя на людях.

Она проигнорировала его.

– А почему ты в Лас-Вегасе? – спросила она, когда он остановился, чтобы набрать побольше воздуха перед очередной тирадой.

После короткого неловкого молчания Димитрий ответил:

– Здесь состоится торжество в честь Франчески Ферн. Так как я – близкий друг, она и Гораций попросили меня присутствовать.

Олимпия едва удержалась, чтобы не захохотать. Боже! Зла на него не хватало. Он искренне верил, что никто не знает о его связи с примадонной Ферн. А знал весь мир. Наверное, на земле не осталось уголка, где бы они не потрахались.

А он еще имел наглость читать ей нотации по поводу фотографов. Он, которого снимали вместе с его светской шлюхой везде и всегда, разве только не в постели.

– Кто устраивает торжество в такой дыре, как Лас-Вегас? – скривилась она.

Он переменил тему.

– Я хочу видеть Бриджит.

– Мы останемся в Нью-Йорке до понедельника.

– Я попробую освободиться пораньше и прилететь в субботу, тогда мы сможем вернуться в Париж все вместе.

– Хорошо.

Ее это устраивало. Все лучше, чем лететь коммерческим рейсом. Ей нравился шикарный личный самолет Димитрия. Когда она немного освободится, возможно, она купит себе такой же.

Разделавшись с телефонным разговором, она растянулась на кровати и подумала, что Нью-Йорк оказался довольно занятным местечком, если только забыть о существовании фотографов – а они торчали везде после того, как сегодня утром знаменитый снимок появился на первой полосе «Нью-Йорк пост».

Днем раньше чаепитие с Шарлоттой прошло хорошо. Бриджит после истерики вела себя идеально. А Шарлотте, погруженной в мысли о предстоящей свадьбе, было не до критики, хотя она и заметила мимоходом, что Олимпии неплохо бы сбросить фунтов десять и найти хорошего косметолога. Позже Олимпия встретилась с друзьями и прекрасно провела время, закончив вечер в два часа ночи в своем любимом кабачке.

Сегодня она пообедала в другом хорошем ресторане, прошвырнулась по магазинам, а теперь отдыхала перед еще одним веселым вечером. «Интересно, – подумала Олимпия, – встретится ли она сегодня с Мистером Противным? Неплохо бы. Два дня без секса – это ровно на два дня больше, чем надо».