Вспомни лето - Элизабет Лоуэлл Страница 20

Нежно прижав ее голову к груди, он немало удивился собственной реакции. По ее поцелую он понял, что она скорее чувственная, чем опытная женщина.

Она открылась ему, как незащищенная долина, приветствуя и согревая солдата, спустившегося с холодных высот после похода.

И ему нужен такой прием, ему нужен такой огонь.

Вздохнув, Рейн обняла Корда и прильнула к нему.

Она наслаждалась теплом его плоти, его страстью, его бешено бьющимся сердцем, его живой силой, которая клокотала в нем. Она никогда не чувствовала себя такой умиротворенной, как сейчас, и лелеяла незнакомое чувство. В его присутствии ей было легко и радостно.

– Ты был прав, – сказала она. – Поцелуи исцеляют.

Он на мгновение затаил дыхание. Затем медленно скользнул рукой по ее телу. Шелк отозвался обольстительным шепотом, словно требуя повторить. Осторожно приподняв ее подбородок, он осыпал ее лицо нежными легкими поцелуями и задержался на мягких губах.

– Ты очень красивая, – прошептал он.

Когда она открыла рот, собираясь возразить, его язык скользнул внутрь и неспешно устремился глубже, ощущая ее сладостную дрожь. Прошло много времени, прежде чем он поднял голову и посмотрел на нее затуманившимся от страсти взглядом.

– Если мы сейчас же не выйдем из автомобиля, – прохрипел он, – пропустим экскурсию по Вселенной.

У нее перехватило дыхание, глаза загорелись от страсти.

– Я думала, это и была экскурсия, – призналась она дрожащим голосом.

Он смотрел ей в глаза, словно желая заглянуть в будущее.

– Для тебя это внове?

– Да, – просто сказала она.

– И для меня тоже.

Наклонившись, он поцеловал ее с такой нежностью, что ей невыразимо захотелось слиться с ним воедино и никогда не расставаться.

Внезапно ветровое стекло осветили фары. Еще один автомобиль собирался припарковаться на стоянке. В открытое окно «пантеры» донеслись смех и голоса людей, которые направлялись к входу в обсерваторию.

Прошептав что-то себе под нос, Корд отпустил Рейн на место, тихо выбрался из машины и, обойдя вокруг нее, встал возле дверцы Рейн.

Она задрожала, словно от холода. А в глубине ее естества разгоралось жаркое пламя.

Когда он подал ей руку, желая помочь выйти из машины, невинное прикосновение чуть не свело ее с ума. Вот что наделали с ней ласки и поцелуи Корда Эллиота! Она не сумела скрыть своего потрясения.

Это открытие не на шутку встревожило Рейн. Но стоило ему улыбнуться и взять ее за руку, как она сразу же растаяла.

Они неторопливо направились к куполу планетария, откуда был виден сверкающий огнями Лос-Анджелес, который раскинулся прямо под ними.

Внутреннее убранство здания было простым; потолок был сделан в виде полушария, и поэтому из слегка наклонных кресел открывался прекрасный обзор. Молча, взявшись за руки, Рейн и Корд сидели и ждали в темноте появления Вселенной на потолочном своде.

И вот наконец бесчисленная россыпь звезд замерцала на чернильно-черном небе. Они образовывали изящные созвездия, заполняя собой галактику.

Хорошо поставленный голос экскурсовода стал рассказывать о Млечном Пути. Невидимое солнце посылало свои лучи на Землю, сонмы звезд серебряным потоком сбежали по потолку, исчезая среди черных стен. Солнечная система росла, пока их взорам не предстали планеты, скользившие по невидимым орбитам вокруг раскаленного Солнца.

Притяжение и отталкивание, сила и противовес восхищали Рейн так же, как Дебюсси или аромат арманьяка и кофе. Каждая планета была показана отдельно: охристый Меркурий; блистательная Венера; хрупкая голубая Земля; красный диск Марса; Юпитер, окутанный облаками; газовый гигант Сатурн с яркими кольцами, представляющими собой одно из прекраснейших зрелищ на всем небе.

Рейн наблюдала за всем этим великолепием неподвижно, испытывая необыкновенное воодушевление. Затем были показаны очень сложные, сделанные приборами фотокомпозиции и работы художников-реалистов.

Картины напомнили ей, что Солнечная система огромна и таинственна, а Вселенная – бесконечна. Наша старушка Земля на фоне Вселенной – лишь сгусток мечты, кружащейся, как неизвестная звезда. А человеческая жизнь – краткий миг, крошечная пылинка.

Аудиторию медленно заливал свет. Рейн заморгала, с трудом возвращаясь к реальности. Принятие мысли о вечном странным образом успокаивало ее. Хрупкая и жестокая, такая короткая, жизнь тем не менее несет в себе вечность.

Рейн вздохнула от удовольствия, которого никогда прежде не испытывала. Новое видение мира словно возродило ее для новых возможностей.

– Это было.., великолепно, – пробормотала она, поворачиваясь к Корду. – Как ты узнал, что именно это мне нужно? Я даже сама не предполагала.

Он стиснул ее пальцы.

– Я подумал, что если это нужно мне, то, может быть, нужно и тебе. Иногда необходимо воспарить над грешной землей, чтобы с глаз спала пелена, и увидеть все в истинном свете. Разорвать узы обыденности.

– Предстартовое безумие, – согласилась она. – Не думаешь ни о чем, кроме грядущего соревнования. Мир перестает существовать в этом ожидании. И надо как-то отвлечься, чтобы не сойти с ума.

– Мы с тобой больше похожи, чем ты думаешь.

– Что ты имеешь в виду?

Корд встал и помог подняться Рейн.

– Я тоже часто испытываю предстартовое безумие.

– Но если излишне расслабишься, легко погореть, – сказала она. – По крайней мере мне. Особенно в троеборье.

– Верно. В моем деле тоже небрежность до добра не доводит. Не важно, мужчина ты или женщина. Словом, мы ходим по канату, натянутому между «чрезмерно» и «недостаточно». Оставшиеся в живых слишком часто совершают ошибки. – Корд приобнял ее за плечи, когда они выходили из планетария в теплую темноту ночи. – Я думаю, ты могла бы назвать это разновидностью предстартового безумия.

Рейн видела, как блеснули во тьме белые зубы Корда, но его улыбка показалась ей невеселой. Она знала: его ставка в игре – жизнь, а не медали или ленты. Она уже открыла рот, чтобы спросить, в чем именно заключается его работа, но отец, Чандлер-Смит, внушил своей дочери давным-давно, что задавать такие вопросы бессмысленно.

Ибо ответ на них всегда один – молчание.