Древнее проклятие [= Грешный и влюбленный ] - Кристина Додд Страница 20

Она удивленно поглядела на него.

— Я хочу попросить у вас прощения.

— Сэр?

— За своего брата.

Силван даже остолбенела от неожиданности. Но изумление тут же сменилось злостью, и она стряхнула с себя его руку.

— Вы за брата извинения просите? После всего, что вы творили сегодня?

Ранд открыл было рот, но не нашел что сказать и лишь озадаченно почесал в затылке.

— Ну, мне это в голову как-то не приходило. Но вот за брата я хочу извиниться.

— Вас надо…

Он поднял бровь и ухмыльнулся:

— Отшлепать?

— Пристыдить. Неужели вам не совестно?

— С чего бы? Может, я и невыносим, но ведь не я вас сюда заманил.

— Откуда вы…

— Откуда я знаю? — Он ухмыльнулся. — Что-что, а методы Гарта мне хорошо известны. Могу себе представить, что он вам наплел: «Бедный Ранд, он прикован к постели, еле в кресло на колесах перебирается. Совсем зачах. И жить ему не хочется».

Точь-в-точь такими словами Гарт ее и уговаривал. Силван покраснела, а Ранд, заметив ее смущение, довольно расхохотался.

— Гарт — человек неплохой, но наш отец растил его как будущего герцога. А поскольку отец был уверен, что выше герцога Клэрмонтского только святые апостолы да сам Господь Бог, Гарт и привык, что все на свете ему подчиняются И любые его желания исполняют. Не считаясь с издержками.

— А у вас не так?

— Во мне отец воспитывал веру в то, что любой из рода Малкинов имеет власть разбушевавшуюся стихию усмирить: ураган остановить или бурный поток вспять повернуть.

— Так почему бы вам не попробовать? — невольно полюбопытствовала она.

В его глазах мелькнуло озорство.

— Не хочу, вот и все. Нет на то моего желания.

Силван опустила одну ногу на пол.

— Ну, ваши желания меня не интересуют.

— Правда? — Он так это сказал, что она в замешательстве остановилась. И вовсе оцепенела, услышав:

— Мне нравилось глядеть на вас в Брюсселе.

— Ш-Ш-Ш. — Она глазами показала на Джаспера.

— Джаспер, поди вон. — Ранд нетерпеливо махнул рукой. — Не нужен ты мне.

— Но, хозяин…

— Пошел, пошел отсюда, — раздраженно подгонял Ранд. — Мисс Силван сама обо мне позаботится. Она справится, если мне что будет нужно. И исполнит все мои желания.

Бросив взгляд, полный обиды и уязвленного самолюбия, Джаспер побрел к двери.

— Закрой ее за собой! — крикнул Ранд.

— Нет! — воскликнула Силван. Джаспер с силой захлопнул дверь, а Силван попыталась соскользнуть с кровати, но пораненная ладонь Ранда, которую она только что лечила, вцепилась в ее коленку.

— Мне нравится, как вы сейчас выглядите.

— Так ваши глаза еще что-то видят, — ехидно бросила Силван.

— Я и сам тому удивляюсь. Что хорошего, если калека, — пальцы Ранда поднялись повыше, к ее бедру, — замечает, что ему по душе внешность женщины?

Она сильно шлепнула его по запястью.

Но он не успокаивался и продолжал гладить ее тело.

— А что хорошего, если ему эту женщину поцеловать хочется?

— Ну и ну! — Так он еще и целоваться собирается?

В Брюсселе Силван к нему тянуло. Несмотря на все ее благоразумие и осторожность, она готова была очертя голову кинуться в его объятия. Все в нем ее влекло: и его сила, и то, как он двигался, и как смотрел. Но ведь то была чисто телесная тяга. И больше ничего. А сейчас что?

— А вы меня поцелуете? — не унимался Ранд.

— Я теперь безобидный, как ягненок.

«Скорее, как голодный тигр», — подумала Силван.

— Поближе, — прошептал он.

И у нее хватило глупости погладить тигра и послушать, как он мурлычет.

— Будем считать, что это входит в ваши обязанности сиделки. — Лапа тигра продвигалась по ее ноге все выше и выше, прикасаясь так а бережно, что она почти ее не ощущала. — Это, примерно то же, что удалять занозу из ладони, благодаря этой процедуре я по ночам буду просыпаться и думать, будто я еще мужчина.

Воспитание, полученное ею в отеческом доме, где все было пропитано цинизмом до такой степени, что он проникал в плоть и кровь, все же не могло притупить ее природного здравомыслия.

— Вы, наверное, всех горничных в Клэрмонт-курте перецеловали, чтоб убедиться, что вы еще мужчина.

— Думаете? — Рука Ранда неторопливо поднималась вверх, к лифу ее платья, чтобы расстегнуть его. — Тогда, быть может, вы поцелуете меня по другой причине?

— Это по какой? — Она глядела ему в глаза.

— Чтобы убедиться, что вы — еще женщина.

Он, пожалуй, прав, черт бы его взял, подумала Силван, — иначе почему бы она позволила ему обнимать себя? Ранд притянул ее к себе, и она не воспротивилась. Держал он ее так бережно, что их тела едва соприкасались, и Силван поразилась, откуда у этого грубияна столько нежности. И вот, наконец, он ее поцеловал.

Губы она в ответ не раскрыла, так что поцелуй пришелся куда-то в уголок рта, да еще его отросшая за день щетина колола ей щеку.

В общем, восторга Силван не испытала.

Хриплым, откуда-то из глубины груди идущим голосом он прорычал:

— Попробуем еще раз.

И, отбросив все свои нежности, властно, по-мужски схватил Силван и прижал ее к своей груди, так что она едва могла пошевелиться.

А она позволила ему и это.

Двумя пальцами он закрыл ее глаза, а потом сдвинул волосы со лба, наклонился и стал целовать, слегка покусывая ее губы. А когда она раскрыла их в ответ на его поцелуи, то почувствовала его язык, прикасавшийся к покусанным местам, словно стараясь смягчить даже эти, такие слабые укусы. Она поняла, что Ранд выпил — ощущался запах бренди — и что ему нравится нежно и бережно касаться языком внутренней поверхности ее губ. Казалось, ее губы для него — как дорогой леденец, который должен медленно таять во рту, продлевая наслаждение.

И сама Силван буквально таяла в его объятьях, почти бездыханная, и ждала, что он еще придумает.

Теперь руки Ранда ласкали ее грудь, поглаживая, пробуя на вес, а губы по-прежнему не отрывались от ее губ. Большим пальцем он нащупал ее сосок и теперь играл им, шевеля взад и вперед. Кружево легкой сорочки скользнуло по коже в такт его движениям, и она даже задрожала, до того приятно было.

Очень осторожно он раскрыл ее губы и прикоснулся языком к ее зубам. Силван отпрянула :, напряглась, дивясь его дерзости и особенно тому, что ей эта дерзость, пожалуй, нравится. Ранд повторил попытку, И на этот раз она покорно поддалась, предоставив его языку полную свободу действий. В этих прикосновениях было что-то настолько интимное, что Силван вдруг ощутила острую близость к этому человеку, какой никогда не испытывала ни к кому прежде.