Дни, когда я плакала - Джоя Гоффни Страница 20

Папа уедет и не вернется. И они будут игнорировать друг друга, пока напряжение не возрастет. Ссора закончится огромным взрывом, подобным вчерашнему. И где-то посреди гнева они снова друг в друга влюбятся. Словно мои родители не могут любить друг друга без предшествующего гнева. Это смущает и пугает, потому что их отношения подобны тикающей часовой бомбе, и я не хочу быть тем, из-за кого она взорвется.

На подъездной дорожке я замечаю Мэтта, идущего к своему пикапу. Мы одновременно смотрим друг на друга. Он машет мне рукой, я машу в ответ, открывая дверь своего «Мерседеса». Заводя свою машину, я слышу, как ревет его пикап. Потом я получаю сообщение: «Вчера всё было нормально?»

«Да, всё отлично. Спасибо за разговор».

«В любое время, Куиннли. Ты знаешь, что я всегда рядом 😉»

Потом он сдает задом от своего дома и покидает наш квартал. Подмигивающий смайлик делает со мной невообразимое. Я провожаю его взглядом, увязая в той же луже, в которую, видимо, наступили и мои родители.

На парковке для учеников стоят несколько машин. Когда я заезжаю на нее, Мэтт как раз выходит из своего пикапа. Прежде чем я успеваю заглушить двигатель, моя пассажирская дверь открывается. В машине оказывается Картер.

– Ты еще тут откуда взялся, черт побери? – взвизгиваю я.

– С автобусной остановки, – он указывает на остановку в нескольких футах от нас. – Готова прогулять школу, Джексон?

Я смотрю, как Мэтт пересекает парковку, через плечо оглядываясь на мою машину.

– Мне надо встретиться с мистером Грином, прежде чем мы поедем.

Картер отслеживает мой взгляд.

– Черт! Я заставляю белого парня ревновать.

Я поворачиваюсь к Картеру и пожимаю плечами с хитрой улыбкой.

– Я здесь не ради этого, Джексон.

– Двух зайцев одним выстрелом, – говорю я, открывая дверь.

– Эй, – произносит он. Выставив одну ногу за дверь, я оборачиваюсь к нему, внимательно всматриваясь в его лицо. Он задумчиво смотрит на меня. – Я подумал о том, что ты сказала вчера.

Я сразу же напрягаюсь.

Он моргает и переводит взгляд на консоль.

– Ты сказала, что твой дневник – словно твои основы, что он говорит, кто ты есть, – он снова встречается со мной взглядом, и я киваю. – А разве плохо создать новые основы? Переосмыслить себя?

Я возвращаю ногу обратно в машину.

– Ты сейчас говоришь, что мне нужно переосмыслить себя, потому что я дерьмовый человек?

В его глазах отражается недоумение, а потом он смеется.

– Нет, – на его губах играет смущенная улыбка, он проводит пальцами по щеке. – Я просто говорю, что сложновато меняться, когда у тебя есть дневник, который указывает тебе, кем быть. – Он опускает глаза и правой ладонью поглаживает левое запястье. Потом он снова поднимает взгляд, словно нервничая из-за моей реакции. Пожимает плечами. – Я просто думал об этом прошлой ночью.

Моя кожа пылает. У меня такое ощущение, словно я свечусь изнутри, а ему видны все те мои стороны, которые я так упорно пытаюсь спрятать. Я прокашливаюсь и выхожу из машины, оставляя двигатель включенным.

– Я сейчас вернусь.

Я иду в кабинет мистера Грина, в голове у меня туман. Прошлой ночью он думал обо мне и моем дневнике? Интересно, насколько поздно это было. И я поражена, что его мысли не были ужасными. «Сложновато меняться, когда у тебя есть дневник, который указывает тебе, кем быть». Ну, в этом есть смысл. Но я в первый раз задумываюсь, насколько токсично это может быть – высекать в камне, кто я и кем должна быть.

Я всё еще погружена в свои мысли, когда вхожу в кабинет мистера Грина.

– Куинн, привет. Ты готова?

Я киваю, садясь за первую парту.

– Спасибо за второй шанс.

– Никаких проблем, – он переворачивает мой тест на пересдачу лицом вниз. – Я заметил, какой расстроенной ты была вчера. И решил, что тебя что-то отвлекало.

Я киваю, стараясь не встречаться с ним взглядом. Я знаю, он хочет, чтобы я поговорила с ним об этом, но я не могу. Он слишком близок с моими родителями. Если он узнает, что я не поступила в Колумбийский университет, я пропала.

Я быстро пробегаю новый набор вопросов и заканчиваю на минуту раньше.

– Спасибо, – искренне благодарю я.

Он принимает его и возвращается к бумажной работе у себя на столе.

– Если тебе нужно поговорить, я здесь.

– Спасибо, – говорю я, быстро покидая его кабинет, – но нет, спасибо.

Я выхожу из здания, чувствуя себя бунтаркой, словно кто-то может броситься вслед за мной в ту же секунду.

Когда я дохожу до парковки, солнце жарит вовсю. Я замечаю Картера и Оливию, стоящих возле моей машины. Картер в черных свободных шортах до колена и серой футболке, Оливия в кроп-топе с очень, очень глубоким V-образным вырезом и мешковатых синих джинсах. Она выглядит как модель. Оливия всегда выглядит как модель.

Глядя на нее, я прикидываю, какой выйдет эта поездка. Мне кажется, что каждый раз, когда мы встречаемся глазами, ее взгляд обвиняет меня, словно она знает, что я участвовала в устроенной ей травле.

Я никогда не думала, что мне придется иметь с ней дело. Я думала, что закончу школу и никогда больше ее не увижу, не подумаю о ней, не почувствую снова вину. И она тоже забудет. Для этого и нужен колледж – чтобы забыть ужасы старшей школы.

Но вот мы здесь и совсем скоро окажемся вместе в одной машине, едущей два часа до Хьюстона, а потом еще два часа назад.

Она вскидывает руки к небу, и Картер беспомощно пожимает плечами в ответ. Кажется, они о чем-то спорят. И во мне появляется иррациональный страх, что это из-за меня.

Дело в том, что, хоть Оливия и выглядит маленькой и хрупкой, я точно знаю, что, если мы с ней сойдемся в драке, она непременно победит.

Десять правил, которые ежедневно нарушает Оливия Томас

1. Она мулатка, но, если верить моим старым друзьям, ведет себя так, будто темнее меня.

2. У нее красивые кудри мулатки, но она всегда прячет их в микрокосичках.

3. Она носит серебряное кольцо в носу, даже в школе, гвоздики вдоль всего края ушной раковины и пирсинг в пупке, не стесняясь выставлять его напоказ из-под бесчисленных кроп-топов.

4. У нее на руках с шестнадцати лет есть татуировки.

5. Она зовет учителей по именам. И только мистер Грин (Эдвард) перестал ее поправлять.

6. У нее было несколько драк за наши четыре года в Хейворте, и все из них с белыми парнями, о которых она заявила, что они расисты и избалованные придурки.

7. Она победила их всех. И ей как-то удается сохранять стипендию.