Папа на сезон - Юлия Николаевна Николаева Страница 20

Демьян

Она совсем не сопротивляется, может, удивляется, замирает, а потом отвечает, запуская руки в мои волосы. Я сам не знаю, почему не останавливаюсь, почему продолжаю ее целовать, хотя очевидно, что все положенные сроки для фотографии уже прошли. Но Настя так чувственно отвечает, ее рваное тяжелое дыхание, дрожь – все выдает возбуждение, которое накрывает и меня. И я даже думаю о том, чтобы затащить ее в постель на самом деле, но почти сразу здравомыслие берет верх. Ни к чему усложнять наши отношения. Нам еще столько времени светиться друг с другом, а секс только поначалу будет доставлять удовольствие. Потом Настя непременно начнет все усложнять и выдумывать то, чего нет. А это значит, что переходить дозволенную грань не стоит.

Я с трудом отрываюсь от Насти и ловлю блестящий взгляд, полный желания. Она все еще тяжело дышит, да и мое дыхание ни к черту. Мы смотрим друг на друга, потом я тихо произношу:

— Кажется, можно идти в квартиру.

Девушка пару секунд то ли размышляет, то ли приходит в себя, но потом, быстро отстранившись, первой выходит с лоджии. Я иду следом, мы оказываемся в полутемной гостиной, освещенной напольной лампой, стоящей в углу.

— Идем, покажу твою комнату, – произносит Настя и быстрым шагом двигается в указанном направлении.

В полутьме ее светлое платье струится вдоль тела, придавая эдакой эфемерности и загадочности. Словно она призрак.

— Вот, – кивает на дверь комнаты, расположенной по соседству с другой, – кровать я застелила.

— Спасибо. Спокойной ночи, Настя.

— Спокойной ночи… Демьян.

Мы скрываемся за дверями одновременно, закрыв свою, прислоняюсь к ней спиной, прикрывая глаза. Ладно, сегодня я немного увлекся, но зато теперь есть лишнее напоминание, что делать этого не стоит. Ложусь на кровать, прислушиваясь к звукам за пределами комнаты. Настя какое-то время ходит, потом наступает тишина. Найдя полотенце, быстро принимаю душ, вернувшись в комнату, засыпаю, как убитый. Даже странно, был уверен, что не смогу нормально спать в новом месте.

Да и не припомню, когда я последний раз так рано ложился. Ничего удивительного, что в семь утра я проснулся безо всякого будильника. Интересно, во сколько встают дети? Я слышал что-то о бессонных ночах, но это вроде бы в раннем возрасте.

Нацепив джинсы, шлепаю босыми ногами по полу в сторону кухни. Холодильник по моему приказу забили под завязку, вполне можно позавтракать. Какую-нибудь яичницу я в состоянии сварганить. И тут слышу за спиной шаги, короткие и семенящие. Повернувшись, наблюдаю заспанного Андрея, потирающего глаза. Прическа по случаю ночного сна у него в лучших традициях: во все стороны. Прядь немного вьющихся волос спадает на лицо.

— Это ты, – говорит он. – Я испугался, потому что мама спит, а ты ходишь.

— Хотел приготовить яичницу, – улыбаюсь ему. Интересно, правильный ли это шаг? Если бы я так постоянно улыбался окружающим меня людям, они бы сочли Демьяна Третьякова за идиота.

— Я хочу сырники.

— А ты умеешь их готовить?

— Нет. Мама умеет.

— Давай мы не будем будить твою маму и попробуем справиться сами. Поможешь мне?

Андрей пару секунд думает, потом важно кивает. Через мгновение он уже приставляет к кухонному гарнитуру стул и взбирается на него. Усмехнувшись, я залезаю в интернет за рецептом. На вид совсем несложно, что мы, двое мужчин, не справимся?

Настя появляется в кухне в самый разгар веселья. Андрей, весь вымазанный мукой и творогом, кладет в молоко примерно пятую ложку какао, в то время как я пытаюсь снять со сковородки нечто сильно дымящееся. Сначала девушка смотрит испуганно, а потом, прикрыв ладонью рот, начинает смеяться.

Подойдя ближе и наблюдая за тем, как, оставив бесплодные попытки найти в дыму очертания сырников, я просто ставлю сковородку в раковину и заливаю водой, она интересуется:

— И что это должно было быть?

— Вообще-то сырники, – я тру нос, она давит очередной смешок.

— Я так и подумала. Андрюша! – быстро подходит к сыну, но поздно, пацан уже влил в себя как минимум полкружки приторной смеси.

— Вкусно, – улыбается во весь рот, который, как и губы, перепачканы коричневым.

Настя только головой качает. Взяв салфетку, вытирает ему лицо, а потом поворачивается ко мне и замирает. Она словно только сейчас понимает, что я стою перед ней с голым торсом, и рассматривает его совершенно однозначным взглядом. Сама в майке на тонких бретельках и коротких шортах, и я дико рад, что здесь ее сын, потому что выглядит она очень аппетитно. Преодолев возникшую неловкость, Настя тянет руку к моему лицу.