Безжалостное обольщение - Джейн Фэйзер Страница 20

Николас наступил ей на ногу, давая понять, как высоко оценил стратегию Женевьевы.

— Как жаль, что тебе придется остаться дома, — сокрушенно вздохнула Элен, поправляя кружевную мантилью, когда они прощались на веранде полчаса спустя; ее и Элизу уже ждал экипаж. — Вовсе не стоило меня защищать, дорогая. — И улыбнулась, понизив голос:

— Когда Виктор говорит подобные вещи, я его даже не слышу. Он ведь и сам знает, что это не правда.

Женевьева притворно нахмурила лоб.

— Ваш метод, несомненно, более деликатен, чем мой, Элен. Но я просто не могу сдержать себя, когда слышу такие несправедливые слова. И я ни о чем не жалею.

— Как ты можешь не жалеть? — Элиза удивленно посмотрела на сестру. — Сегодня вечером у Джерардов будут все! И там всегда играют самые лучшие музыканты.

"Но отнюдь не все там будут, — не без ехидства подумала Женевьева. — Если Элиза надеется на встречу с капером, ее ждет жестокое разочарование». Постояв на веранде и помахав отъезжающим, Женевьева вернулась в вестибюль как раз в тот момент, когда готовый очаровывать креольских аристократок Николас, натягивая перчатки, спускался по широкой закругленной лестнице.

— Я бы сказал «будь осторожна», — шепнул он, — но не уверен, что ты нуждаешься в подобном совете.

— Твой совет немного запоздал, — сухо ответила Женевьева и подумала, что намерение бросить вызов каперу едва ли можно назвать осторожным поступком, а вот волнующим и непреодолимо привлекательным — пожалуй. — Если утром меня здесь не окажется, сделай все возможное для Элен и Элизы, когда грянет гром. А он грянет непременно.

— Да что я могу сделать? — беспомощно пожал плечами Николас.

— Ты можешь хотя бы рассказать им правду, тогда они по крайней мере не окажутся совершенно безоружными перед отцовским гневом. Если Элиза поймет, что была на волосок от гибели, то, быть может, проявит больше энтузиазма, дабы ускорить свою свадьбу. Не думаю, что папа будет против этого возражать.

Николас только недоуменно покачал головой: как маленькая кузина может о таких вещах говорить с подобной беспечностью? Ведь даже если Доминик примет подмену спокойно, то месть Виктора Латура младшей дочери, у которой нет жениха, способного ее защитить (или отказаться от нее!), будет ужасна.

Женевьева взбежала по лестнице к себе в комнату, оставив дверь приоткрытой, чтобы услышать, когда поднимется суета, которая возвестит об отъезде отца в клуб. Менее чем через час истерически зазвенел колокольчик — это отец требовал принести шляпу и трость, послышался топот сопровождающих его к парадной двери, а затем воцарилась почти осязаемая атмосфера облегчения. Дом погрузился в тишину. Всем домочадцам предстоял вечер отдыха. В бараках у рабов будет играть музыка, а в главном доме никого не останется, поскольку всем известно, что мадемуазель Женевьева не капризна и никогда ничего не требует. Она уже слышала смех, поющие голоса, визгливые ребячьи крики во дворе, который на этот вечер остался в распоряжении детей прислуги.

Поскольку вся эта кутерьма происходила на заднем дворе, Женевьева решила, что выйдет через парадную дверь. Она сняла бальный наряд и надела простое батистовое платье цвета зеленых яблок с отделанной фестонами горловиной и короткими рукавами-фонариками. На плечи набросила темную накидку, спрятав блестящие волосы под капюшон. Как жаль, что у нее с сестрой такие разные фигуры! Но в темноте в просторном плаще, да если к тому же она сумеет достаточно долго изображать из себя робкую, молчаливую кокетку, быть может, ей и удастся обманывать Доминика до тех пор, пока похищение не состоится. А уж потом создавшееся положение позволит Женевьеве разговаривать с капером по-деловому. Снова по спине у нее пробежала уже знакомая дрожь, вызванная отчасти страхом, отчасти нетерпеливым ожиданием рискованного приключения.

Женевьева осторожно прикрыла за собой тяжелую парадную дверь. Прижимаясь к стене, ограждавшей сад, добежала до чугунных ворот и отодвинула засов.

Решившись на это свидание, Женевьева до конца не понимала, что ее ждет, и самонадеянно считала, что готова ко всему… Но когда толстое одеяло опустилось ей на голову, погрузив в жаркую, удушающую темноту, когда ее связали, прижав руки к бокам, Женевьева от неожиданности и страха начала вырываться с яростью пойманного в ловушку животного. Она зубами впилась в чью-то руку. Она лягалась ногами и достигала цели, о чем свидетельствовали бранные слова, сдавленно, но злобно выкрикиваемые кем-то навалившимся сверху. Этот кто-то зажал ей рот и нос, перекрыв доступ воздуха; легкие стало мучительно распирать, на глаза опустилась красная пелена, сквозь которую плясали черные пятна. Девушку охватила паника.

Женевьева прекратила сопротивление — хватка похитителя сразу ослабела, и свежий воздух заполнил ее легкие. Она неподвижно застыла в руках похитителя, понимая, что, стоит ей дернуться снова, и живительный поток воздуха прекратится.

Женевьева была уверена, что это не Доминик Делакруа. Во-первых, она узнала бы его руки, во-вторых, капер сразу же догадался бы, что хрупкая фигурка в его руках — отнюдь не пышненькая Элиза.

Девушку несли быстро, но почти бесшумно, стук каблуков похитителя по тротуару был едва слышен. Затем Женевьева поняла, что он куда-то поднимается. Положение ее тела снова несколько переменилось, когда мужчина, тихо крякнув, сел Однако одеяла с головы не снял. Захлопнулась дверца, и они, покачиваясь, двинулись дальше под мерный цокот копыт Женевьева попробовала было пошевелиться, но огромная рука снова зажала ей рот и нос.

Не было произнесено ни единого слова. Звук человеческого голоса она за все это время услышала лишь однажды — когда у того, кого она лягнула ногой, вырвались проклятия. Все было странно и страшно, хотя Женевьева и понимала, что с ней происходит и почему. Если бы такое случилось с Элизой, та уже умерла бы от ужаса. При этой мысли Женевьева ощутила, что гнев, подавляя страх, снова вскипает в ней.

Да как этот капер смел так грубо обращаться с невинным существом! И как Николас мог спокойно рассуждать о том, что «никто не пострадает»! Женевьева страдала, но не было никакой уверенности в том, что впереди ее не ждут еще более тяжкие испытания.

Экипаж наконец остановился. Дверца открылась. Руки обхватили ее крепче. «Я, как Клеопатра, завернутая в ковер», — с мрачным юмором подумала Женевьева. Потом ее снова приподняли, понесли по ступенькам в дом.

— Какие-нибудь осложнения? — Это был голос Доминика Делакруа, и Женевьева невольно оцепенела.

— Небольшие, — ответил грубый голос. — Вы не предупредили меня, что она — боец. Дралась зубами и когтями, как дикая кошка.

Капер рассмеялся, и Женевьева в своей «темнице» вскипела от ярости.

— Прошу прощения, Сайлас, я никак не ожидал от нее такой прыти. Вот если бы это была младшая сестра… — Он снова рассмеялся. — Положи ее в комнате наверху.

Они поднялись по показавшемуся Женевьеве довольно длинным лестничному маршу. Послышался звук открываемой двери, и девушка, все еще завернутая в одеяло, вдруг, словно рулон, покатилась но полу. Решительный щелчок замка, звук поворачиваемого в замочной скважине ключа — и ей была предоставлена полная возможность своими силами освобождаться от «упаковки».