Назови меня полным именем - Галина Гордиенко Страница 20

Лифт не работал. Впрочем, он достаточно часто ломался, жильцы давно поговаривали, что его проще сменить, чем починить. Вот только где взять на это деньги? В доме больше пенсионеров, чем работающих.

Спуститься на роликах с лестницы оказалось трудно, почти невозможно. Таисия несколько раз чуть не упала, спасло то, что держалась за перила изо всех сил. Непослушные ноги убегали вперед, а сама Таисия висела на руках и умирала от страха, что на площадку выглянет кто‑нибудь из соседей, проклятые ролики грохотали…

Таисия тысячу раз пожалела, что надела ботинки дома. Вполне могла бы сделать это на улице, у подъезда есть скамейка, очень удобная, низкая. А кроссовки спрятала бы под нее, кто их ночью возьмет, приличные люди давно в постелях или… в ресторанах‑кафе‑барах.

Таисия с усмешкой подумала, что Федор Федорович и Элька — именно приличные люди, а вот она…

Как вышла из подъезда, Таисия потом вспомнить не могла. И сколько раз падала, пока не вывалилась на крыльцо, тоже. Пришла в себя на скамейке — сидела, еле слышно поскуливая, дула на исцарапанные колени — понять бы еще, зачем надела шорты?!

Таисия никогда не уходила из дому так поздно. Если только они с Федором Федоровичем куда‑нибудь выбирались, но это не считается. Федор Федорович не любил терять время, поэтому они бежали сразу же к автобусной остановке или к машине, самой ночи Таисия толком не замечала. И звезды чаще видела из окна. По‑другому как‑то.

А сейчас они оказались наедине, Таисия и огромный город. И ночная свежесть легла на ее плечи пахучим дымчатым шарфом, прохладным и пугающе легким. И соловей в сирени пел лично для нее. И осторожно пробовала голос какая‑то другая птица. И шелестела над головой сирень. И поскрипывал рядом старый тополь. И тонко звенели далекие звезды. И дремлющие улицы вливали в эту ночную симфонию свои звуки…

Таисия забыла про ролики и саднящие колени. Завороженная, она смотрела в ночное небо, и ее взволнованное дыхание сливалось с дыханием любимого города, в эти минуты они были одним целым.

Девушка и не заметила, как встала со скамейки. Ролики уже не мешали ей, Таисия о них не помнила — древний город любил скорость. Машины, люди, птицы и звери текли по его бесконечным улицам и переулкам, как кровь текла по артериям и венам. Город не терпел пробок. Они затрудняли дыхание, жизнь в этих местах замирала, кварталы словно парализовывало, они временно переставали видеть и слышать. Зато движение… движение город любил.

Таисия катилась по притихшим улицам и восторженно вбирала в себя ночной мир, расцвеченный огнями, он вдруг показался похожим на новогоднюю елку. Девушка сейчас жалела, что никогда не выбиралась из дому поздним вечером и любимые бульвары не легли в ее память яркими светящимися гирляндами.

Сердце счастливо пело: надо же, ролики наконец подчинились! Оказывается, она умела на них ездить, не зря когда‑то выпрашивала ролики у Ксюхи, не зря падала и разбивала колени. Получается, нужно было просто встать и поехать. Как сегодня. И чтоб никаких зрителей рядом, а главное — ехидной Ксюхи с ее комментариями…

Нет, как здорово!

Странное ощущение праздника нарастало, захватывая Таисию целиком. Предвкушение подарка, который она вот‑вот получит, кружило голову.

Такое случалось только в раннем детстве. Маленькая Таисия просыпалась и с замирающим сердцем бросалась к елке. Под ней обязательно лежал нарядный сверток, а в нем — самое настоящее чудо, именно об этом подарке Таисия мечтала последние месяцы, именно его ждала.

Так же было и в дни рождения. Только красиво упакованную коробку родители оставляли не под пахучими зелеными ветками, а на старом потертом кресле у письменного стола…

* * *

…Прохожих не было, только редкие машины с ревом проносились мимо, водители явно наслаждались невозможной в дневное время скоростью. За ними длинными шлейфами летела музыка и неохотно истаивала, будоража воображение.

Таисия машинально свернула к скверу, в детстве она часто играла на его дорожках. Баба Поля любила ходить сюда — и от дома недалеко, и зелени полно, а значит, выхлопных газов поменьше, ребенку есть чем дышать.

Здесь оказалось темнее. Фонари почему‑то горели через один, а звезды путались в густой листве, их серебристое свечение обернулось едва заметными узорами на асфальте.

Таисия невольно снизила скорость, опасаясь нарушить почти абсолютную, небывалую для огромного промышленного города тишину. Но ролики все равно шумели, почти грохотали, и девушка остановилась у одной из полян, самой уютной, как она помнила, плотно обсаженной по периметру жасмином и черемухой.

Когда‑то она пряталась под ароматными ветками от бабы Поли. Няня нарочито долго искала ее, и маленькой Таисии казалось, что ее вот‑вот выдаст стук сердца, а цветущий жасмин пах настолько сильно, что хотелось умереть…

Где‑то рядом запел‑засвистел соловей, да так сладостно, так упоенно, что Таисия замерла, почти не дыша, вся превратившись в слух.

Она сама не заметила, как пробралась на поляну, осторожно отводя в стороны зеленые ветки. Как села в траву, обняв колени. И ночное небо темно‑лиловым куполом нависло над ней, заливался соловей, тонко мерцали звезды, и, когда самая яркая вдруг упала, сгорая на лету, Таисия загадала желание, жаль, сразу же забыла, какое именно.

Она попыталась вспомнить, но какая‑то непонятная сила смела девушку, словно тростинку, — смяла, придавила, сбила с толку…

Таисия даже испугаться не успела, настолько все произошло внезапно. Только что она сидела и смотрела на небо — и вот уже валяется в пыльной траве, а на нее навалилось что‑то тяжелое, темное, страшное. Оно дышало Таисии прямо в лицо, нет, даже не дышало, а сопело, хрипело, кряхтело, почти чавкало в предвкушении скорой трапезы.

Что‑то теплое, противно тягучее шлепнулось на щеку, Таисия брезгливо вздрогнула.