Афродита из Корал-Бэй - Никки Логан Страница 2

Он снова оглядел горизонт.

— Скажем так: у меня живой интерес к этой местности. И к рифу.

С информацией негусто. Ясно, что из обладателя прямых плеч и синих глаз больше ничего не выудить.

— Ну, тогда я думаю, что нам следует начать с самого южного конца Морского парка, — сказала Мила, — и продолжить путь к северу. Вы умеете плавать?

Он изогнул бровь. Насмешливо.

— Я капитан команды пловцов.

Ну конечно, кем ему еще быть.

В другом случае Мила приподняла бы солнцезащитные очки на лоб, чтобы встретиться глазами с клиентом и начать трудный переход от чужака к знакомому. Но от глаз Ричарда Гранди исходил холод и преобразовывался в модуляцию из пяти звуков, гармонично перетекающих один в другой, и каждый звук олицетворял пять разных вещей сразу. Но она не собиралась полностью отдаваться его музыке — сначала ей нужно лучше узнать этого мужчину. Поэтому очки на лоб она не сдвинула.

— Если вы хотите услышать, как звучит риф, вам придется добраться до него.

— Услышать? — Бровь у него опять полезла вверх. — Это что, чрезмерно шумно?

Мила улыбнулась. Ей еще предстоит встретить кого-то, кто смог бы воспринимать голос кораллов, как она.

— Вы все поймете, когда доберетесь туда. Ваша машина или моя?

— Думаю, что ваша, — ответил он.

— Тогда пошли, — деловым тоном продолжила она. — Я расскажу вам по пути о Нэнси-Пойнт. Это место получило свое название в честь Нэнси Досон…

Рич был уверен, что знает все, что положено знать о Нэнси Досон, — в конце концов, истории о своей прабабушке он выучил наизусть с детства. Но в историях из его детства говорилось не о ее любви к этой земле, а о ее стойкости и силе духа, способности противостоять бедствиям. Именно эти качества отец хотел воспитать в своем сыне и наследнике. Земля — за исключением прибыли, которую она может принести «Весткорпорейшн» — это на втором месте. И даже не на втором.

Не получится прекратить рассказ этой стройной, гибкой молодой женщины, не признавшись в том, что у него за семья.

— Сто пятьдесят лет Досоны арендовали всю землю, которую вы видите до горизонта, — сказала Мила, отвернувшись от океана и глядя на восток. — Вы можете проехать два часа и все еще будете на землях фермы Уорду.

— Здорово, — буркнул он. Он точно знает размеры Уорду и знает, какой доход приносит каждый из десяти тысяч квадратных километров. И сколько стоит эксплуатация каждого квадратного километра.

Миле Накано, очевидно, известно достаточно фактов, чтобы рассказать о его семье, но недостаточно, чтобы узнать его фамилию. Прабабушка Досон вышла замуж за старшего работника на ферме Джека Гранди, но оставила свою фамилию, поскольку в округе это было привычное и уважаемое имя. Местные жители знали отпрысков Джека и Нэнси как Досонов, а по закону они носили фамилию Гранди.

— Потомки Нэнси до сих пор управляют фермой. Ну, их доверенные лица.

Он посмотрел на нее:

— Доверенные лица?

— Сейчас семья обосновалась в городе. Мы их не видим.

— Управлять бизнесом дистанционно — это обычная практика в наши дни, — заявил он.

Мила обвела взглядом все вокруг и пробормотала:

— Будь эта земля моей, я бы никогда отсюда не уехала.

Ему бы обидеться на ее замечание относительно его семьи. Но для нее он — случайный человек, и, наверное, так она говорила о Досонах с любым. И он не позволил себе обидеться.

— Вы родились здесь? — спросил он.

— И выросла здесь.

— А как давно ваша семья живет в этом районе?

— Сколько себя помню.

«Это значит… два десятилетия», — сообразил он.

— И тысячу лет до этого, — уточнила она.

У нее смуглая кожа. Такой бронзово-коричневый тон приобретается не только от работы на свежем воздухе.

— Вы из бейюнгу ^[5]?

Она прострелила его взглядом, и он понял, что рискует показать себя знатоком первых поселенцев австралийского Кораллового побережья. Это неминуемо приведет к вопросу, почему он интересуется историей этой области. А интересуется он потому, что ему необходимо изучить аспекты, связанные с охраной окружающей среды этого района. Он хотел в точности знать, с чем столкнется в будущем, где возникнут задержки и трудности.

— Это семья моей матери, — уточнила Мила.

— Но вы не только бейюнгу? Вы, кажется, сказали, что ваша фамилия Накано?

— Мой дед с отцовской стороны был японцем.

Рич вспомнил, что читал о том, какой получился культурный сплав, благодаря буму в торговле жемчугом.

— Это объясняет ваши черты, — произнес он, глядя на ее лицо.

Она покраснела и сказала, кажется, первое, что пришло ей в голову:

— Семья его жены приехала из Дублина — это лишь добавило сложностей.

Любопытно, что она считает свое национальное многообразие сложностью. В бизнесе многообразие — это сила. Первое, что он сделал после смерти отца, — это расширил инвестиции «Весткорпорейшн», чтобы не класть все яйца в одну корзину. Теперь «корзин» у него тридцать восемь.

— Что же дала вам ирландская бабушка? — Рич бросил взгляд на темные локоны Милы. — Ведь не рыжие волосы…

— У одного из моих братьев — рыжие. — Мила подняла очки на лоб. — Но у меня глаза бабушки.

Точно. Десять лет назад Рич впервые прыгнул с каната вниз с утеса. У него тогда сильно перехватило дыхание. И то же самое он ощутил сейчас, когда густые темные ресницы Милы затрепетали, и он увидел классические кельтские зеленые глаза. Возможно, в них самих и не было ничего особенно примечательного, но в сочетании с гладкой смуглой кожей это выглядело на редкость поразительно. Предки Милы определенно оставили завораживающее генетическое наследство.

Он едва нашел силы, чтобы выговорить:

— Вы — ходячая реклама культурного многообразия.

Кофейного цвета щеки потемнели — неужели от обиды? Она отвернулась и пробормотала:

— Здешние богатства земли и моря всегда притягивали людей со всех частей света. Я — конечный результат.

Когда они подошли к ее автомобилю с логотипами госслужбы, он спросил:

— Вы поэтому остались здесь? Из-за этих богатств?

Открыв дверцу, она села, не стряхнув песок с длинных ног.

— Не в том смысле, что вы имеете в виду. Здесь моя работа. Здесь живет моя семья. Здесь мое сердце.

На рукаве ее униформы Департамента парков тоже изображено сердце.

Рич сел в автомобиль и вздохнул. Плавание на север на «Портусе» было чем-то благоговейным: свободное пространство, покой, свежий воздух, современный интерьер. Он даже немного расслабился.